Одесская антология в 2-х томах. Том 2. Этот город величавый был написан, как сонет… ХХ век. Антология
Читать онлайн книгу.
к Хейфецу часто приходил Линский, который, кроме художественных способностей обладал и специальным талантом – умением артистически разыгрывать людей по телефону. Иза Кремер усердно помогала ему в этом; не знаю, кто из них был талантливее на этом поприще, впрочем умели они разыграть и друг друга. Однажды Линский принес Изе в день рождения какую-то статуэтку и заявил: Я знаю, Иза, что ты любишь Копенгаген. Так вот, я тебе принес не Копенгаген.
Как я сказал, Израиль Моисеевич Хейфец был уже тогда председателем Литературки и оставался на этом посту до 1920 г., т. е. до самой эвакуации. Исаак Абрамович Хмельницкий был товарищем председателя и председателем литературной секции, в которую мне предложено было вступить. Скоро я стал секретарем этой секции. Мы работали очень усердно. Доклады устраивались еженедельно. Членом Литературной Секции был, между прочим, Семен Юшкевич, которого в то время, к сожалению, уже не удовлетворял сочный реализм его прежних произведений. Он начал пускаться в туманную символику. В литературной секции работал и Горский, о котором я уже говорил. В эпоху революции он много писал против большевиков. Они и расстреляли его одним из первых в 1920 г.
Кроме лекций, Литературка устраивала регулярно музыкальные вечера, а также чтения стихов. Я старался пропагандировать новые стихи; в частности, заставлял очаровательную артистку Женю Никитину читать при каждом случае стихи Анны Ахматовой. Ахматова от этого не много выиграла, но публика не взыскательна, когда на эстраде появляется красивая женщина.
<…>
Не могу пропустить и имени Уточкина. Как известно, он сильно заикался; вместе с тем, он очаровательно рассказывал анекдоты. У его брата был роман с шансонетной певицей Бергони, так называемой «королевой бриллиантов». Сережа Уточкин говорил о себе: «Мне не п-плохо, у меня брат к-король брильянтов.» <…>
Приезжали как-то в Одессу наши футуристы: Маяковский в желтой кофте; Бурлюк, Анатолий Каменский с раскрашенными лицами. Они устроили бурный вечер, кажется в театре Сибирякова; публику и нас, отсталых, они осыпали бранью. Впрочем, после вечера все они отправились в буржуазную Литературку, где вполне прилично ужинали и даже играли в карты.
<…> Я упомянул о Пильском. Это была колоритная фигура, талантливый и яркий критик, но для того, чтобы вывести его на дорогу ясной мысли, нужна была бутылка красного вина. Тогда он начинал говорить о себе. Впрочем, в статьях он тоже больше всего писал о самом себе. Так, если он писал о Куприне, это было всегда: Пильский и Куприн.
С именем Пильского связано у меня воспоминание об одной из самых блестящих финансовых операций в моей жизни. Пильский брал у всех деньги взаймы. О возвращении долга не могло быть и речи, и вряд ли кто претендовал на получение обратно данных ему денег. Я прекрасно знал, что я не миную своей участи и в кармане у меня всегда было приготовлено 25 р. для Пильского. Как-то мы устраивали с ним вечер поэтов на Хаджибейском лимане. В последнюю минуту он подбегает ко мне: