− За наших ребят, которые не вернулись.

      Полторы сотни мужчин одновременно, не чокаясь, опрокинуло в себя традиционные сто грамм. Затем твердо, как привыкли передергивать затвор своего автомата, поставили стакана на стол. Те издали глухой, совсем нерадостный, будто зная, за что пьется, звук.

      В столовой повисла тишина. Каждый из присутствующих вспоминал недавний бой. В голове возникали разорванные, словно вспышки выстрелов ночью, картинки: «чех», набегающий на мушку прицела, пламя взрыва штурмовой гранаты, страшное, залитое кровью лицо друга, которому попала пуля в голову…И какое-то животное ликование, густо перемешанное с азартом, когда в твоих руках бьется, словно в оргазме любимая женщина, родной гранатомет и в пятидесяти метрах от тебя гранатами рвет чужие тела. А ты, словно Бог, словно Высший Судья ставишь и ставишь где нужно запятые: «Казнить, нельзя помиловать». И даст христианский Бог, долго будешь их ставить, долго еще будешь помогать своим мусульманским «братьям» стать шахидами, отправляя их к Аллаху, где каждого из них ждут столы с яствами и сорок чернооких стройных девственниц. До окончательной точки дело не дойдет − у России много врагов и с каждой снесенной головой возникает три новые. Сыны Аллаха множатся быстрее, чем сыны Христа.

      Рота Андрея Кедрова после выполнения боевого задания вернулась к себе на базу, под Ростов. И на следующий день после перелета традиционный общий сбор в столовой. Боевых товарищей помянуть, стресс снять, чтобы до следующей командировки жить, как обычный человек − спокойно провожать детей в школу, спокойно ходить на службу, зная, что вечером вернешься домой, спокойно любит жену, а не неистово, до синяков на теле, будто в последний раз. Словом, все делать спокойно и размеренно.

      Не у всех это получается. Человек не робот с переключателем. Щелк − и ты добропорядочный, законопослушный обыватель, любящий после работы посидеть перед телевизионным ящиком с бутылочкой пива. Щелк − и ты отлаженная, хорошо смазанная и подогнанная машина смерти, привыкшая сначала посылать автоматную очередь в сторону неясного шороха и движения, а лишь потом выяснять, что это было. Иногда этот переключатель заедало − пьяные драки в барах и ресторанах, бурные выяснения отношений с соседями, с мнимыми и действительными любовниками жен и подруг. Когда возвращаешься оттуда, где смерть также привычна, как глоток воды, спокойная жизнь на «гражданке» воспринимается, как преступление, преступление перед памятью твоих героически погибших товарищей. И часто очень хочется, видя вольготно развалившегося на стуле в ресторане «пиджака», подносящего ко рту рюмку водки, забить эту рюмку ему в рот. И некоторые забивали. А чтобы она лучше проходила внутрь, помогали ей, ломая «пиджаку» ребра.

      – За нас, ребята, − донесся до Андрея голос командира второго взвода старшего лейтенанта Евстюхова.

      – За нас! − взревело сразу несколько десятков