Птица дралась с такой безумной злобой, которая, как я думал, присуща только людям. В конце концов аспидные птицы всё же заклевали её, и белый трупик поплыл наравне с санитарной баржей, по-ангельски раскинув крылья, и вскоре затерялся в мешанине льдин.

      Тут бы и мне, наконец, нырнуть вслед за ним, но почему-то я убежал, рыдая, с моста и вовсе из фиолетового квартала. В дом, где никогда не чувствовал себя дома, к женщине, которая всё пыталась исправить меня, перекроить на свой лад. Больше я никогда не возвращался на берега Скитса.

      Учиться в жёлтом классе (меня определили туда из соображений, что белый максимально похож на жёлтый, к тому же, жёлтой была моя мать) было легко, но я чувствовал, что получаемых знаний недостаточно, чтобы вырваться из этой клоаки. Так что примерно с двенадцати лет я проводил за самообучением ночи напролёт. Для этого приходилось уходить из дома. В тёплое время года я нередко ночевал на улице. Всё лучше, чем находиться под одной крышей с этой сумасшедшей, я имею в виду мою тётку. Она была единственной моей родственницей, оставшейся в живых: мать умерла при родах, а отец покончил с собой, увидев, что она произвела на свет.

      Возможно, было бы лучше, если бы меня отдали в детский дом. У тётки были не все дома, и опекунша из неё была никакая: как она только не изголялась, чтобы сделать меня «нормальным». Я уже рассказывал про кислотные, щелочные и соляные ванны? Как несколько месяцев подряд я пил исключительно подкрашенную воду, пока не попал в больницу? Как она где-то вычитала, что для усиления пигментации можно применять электрошок?.. Думаю, от всего этого у меня самого немного съехала крыша, но я всё же осознавал, что будь я детдомовцем, мне бы светил только фиолетовый класс, и тогда бы я точно завяз навсегда. Не то чтобы правительству на пёрпов вообще плевать, но как-то я подсчитал, что финансирование одного фиолетового ребёнка за всё нелёгкое детство равно недельному обеспечению одного красного. Я вообще любил узнавать подробную информацию о разных кастах, хотя и не думал, что она мне когда-нибудь пригодится.

      Мне было без малого пятнадцать, когда я в очередной раз проснулся в холодном поту из-за кошмара о белой короне. Этот случай крепко врезался мне в память, что и говорить. Я был уверен, что если бы смышлёная птица была чёрной, её бы превознесли