Царь-Сторож. Эдуард Русаков
Читать онлайн книгу.
не очень спешу, надеясь, что она передумает, попросит пощады. Так и есть – жена отчаянно сопротивляется, хрипит, кусает мне руки, отталкивает меня и вопит: – Убийца! Убийца! – Спи, – предлагаю я ей, – спи, пожалуйста. Поговорим завтра.
Я встаю и выхожу на кухню. Прикрываю за собой дверь. Достаю сигарету, закуриваю. Ноет укушенный палец. Свет не включаю. За окном – бесконечная черная ночь, а потом появляется белый снег, белый-белый, он падает медленно, тихо-тихо, будто не падает, а колеблется в воздухе на одном почти уровне, словно каждая снежинка подвешена на невидной прозрачной ниточке, как это было давно, моя милая, много лет назад, в детском кукольном театре, и сам я с восторгом смотрю на черный бархатный занавес, когда же, когда же, когда же он распахнется, и кареглазая девочка рядом со мной тоже почти не дышит, а узенькая ее ладошка, зажатая в моей руке, даже вспотела от нетерпения.
Женщины, которые меня любили —
Бабушка, мама, тетя Шура —
Умерли давным-давно,
Но я их почти еженощно вижу во сне.
Женщины, которые меня не любят,
Живы и переживут меня,
Но я их в упор не вижу —
Ни во сне, ни наяву.
А женщина, которую я сам когда-то нежно любил —
Галочка, Галя —
Вероятно, жива-здорова,
Но я боюсь ее встретить и даже издали на нее взглянуть —
Страшно увидеть руины собственной юности…
А под утро мне приснился большой роскошный туалет, благоухающий французским парфюмом и сверкающий итальянским кафелем. Даже во сне я понял, что это и есть рай. Рай – это чистый большой туалет, где можно справить любую нужду безболезненно и комфортно и где у каждого есть своя персональная кабинка, в которой можно уединиться, чтобы предаться блаженной медитации, отрешившись от всех земных забот и печалей.
Жизнь коротка как сон бабочки, ужасно коротка. Манит, дразнит, блазнит, обжигает нам мотыльковые крылья.
Не успел насладиться ее ядовитой прелестью, как пора уже просыпаться.
А вот летать во сне я давно перестал. Примерно тогда же, когда перестал сочинять рассказы с хорошим концом. Всю жизнь я летал во сне. И вот перестал. Отлетался, значит.
Утром жена была тиха и подавлена, она явно сожалела о ночной своей истерике. Отказалась от завтрака. Сказала, что не пойдет на работу, нет сил. Сказала, что ей очень худо. Сказала, что на душе такая тоска, что даже трудно дышать. Спросила, нет ли у меня элениума или седуксена. Нет, сказал я, нету. Но сохранился старый рецепт. Хочешь, схожу в аптеку? Она молча кивнула и губы ее задрожали – вот-вот заплачет.
В аптеке я купил три стандарта элениума – так что, если жена выпьет все сразу, то заснет очень надолго, может быть, навсегда. Недрогнувшей рукой я взял из рук продавщицы три стандарта, сказал "спасибо" и направился к выходу, но вдруг – о, с этого волшебного "вдруг" следовало бы, вероятно, и начать всю эту историю, – так вот, я вдруг