– Зачем? – спросил я Старика, когда тот огласил свой вердикт. – Разве иначе нельзя?

      – Нельзя, дружок, – отвечал Старик.

      «Старик», он же думный боярин от Имперской Безопасности Владимир Конрадович Шталь, пребывал в настроении странном и даже романтическом.

      Он только что сдался в сражении, что вёл пол-жизни против всего мира, от покойного Государя до любимой секретарши. Сохранив фактический контроль над ведомством, согласился представлять его в Боярской Думе – собрании лучших специалистов по всем аспектам жизни Империи, консультировавшем и дававшем советы Её Величеству.

      Такой финт ушами теоретически плясал на грани нарушения закона. Но заклятый друг Кронин из флотской Дальней Разведки, спецслужбы, отравлявшей существование Шталя сильнее всяких иноземцев, плевать хотел на приличия, давно практикуя подобное; вокруг наследства в очередной раз трещавшего по швам Европейского Союза начинался большой шпиль; провокаций на границах становилось всё больше…

      В Думе был нужен лучший. В ведомстве тоже требовался лучший.

      Это понимали и молодая Государыня, и сам Шталь.

      Тогда я стоял в кабинете со знаменитой табличкой на двери, с которой гордо взирало на недоуменного посетителя выведенное аккуратным почерком «Мой!», и искренне недоумевал, чем заслужил ссылку.

      – Дорогой мой! – Шталь неуклюже, но честно пытался подсластить пилюлю. – Яхонтовый! Вы засветились во время Марсианского Провала… молчите, молчите, я не отрицаю, что вы герой, но засветились бесповоротно, так что в основной оперативный состав вам дорога заказана. Сколько лицо не правь, есть приметы, которые не изменишь. Так?

      – Так.

      – А я, как вам известно, обожаю сеять свет и сладость. Но делать это перед мертвецом – несколько бессмысленно. На Земле вам грозит опасность, делом снова заинтересовались. Да и сами скажите, разве в тринадцатом отделе так весело? Сочинять отписки для бояр от сельского хозяйства о том, что Имперская Безопасность уверена – в изученном пространстве зеленых человечков не бывает… Тихий ужас же! А в колонии на Тритоне воздух, селянки… Слетайте, а?

      Тут Старик попал в точку. В тринадцатом, иначе прозываемом «богадельней», весело не было. Именно туда скидывали поток «мусорных» запросов, захлестывавший ведомство, и именно там я проторчал последний год, минувший с конфузии на Марсе.

      – Посидите годика четыре в резидентуре в колонии на краю Ойкумены. «Подкрышником»[1]. Подучитесь. А там и вернуться можно. Или вас что-то держит в Солнечной?