Пациентка лежит в кровати, положив руку на живот. В палате сумрачно. Жалюзи опущены. Из медицинской карты Кэтрин узнает имя девочки – Ребекка. Она спит уже шестьдесят часов подряд.

      Женщина – очевидно, мама девочки – сидит у изножья постели, покрасневшие глаза расширены до предела. Матери – беседовать с ними самое тяжелое в работе психолога.

      – Не возражаете, если я открою шторы? – для проформы спрашивает Кэтрин и, не дожидаясь ответа, дергает за шнур. Яркий свет заливает палату.

      Мать явно успокаивается, услышав, что нездоровый сон могли вызвать психологические факторы – как будто расстройства психики лучше физиологических.

      – Хотите сказать, она в действительности не больна? – уточняет женщина.

      – Я этого не говорила, – отзывается Кэтрин.

      По словам врачей, давление у девочки в норме, пульс тоже. Все как у первой пациентки, которая умерла. Никаких симптомов, кроме глубокого сна. С виду девочку может разбудить малейший шорох, легчайшее прикосновение.

      Кэтрин наблюдала аналогичные случаи, спровоцированные кататонической депрессией и внезапными трагическими известиями. Когда жизнь рухнула безвозвратно, остается последнее средство – закрыть глаза.

      Кэтрин забыла имя девочки, но спрашивать уже поздно.

      – У нее случались приступы беспокойства, депрессии? – обращается она к матери больной.

      Та ожесточенно мотает головой. Впрочем, родители – не самый надежный источник информации.

      Левая рука девочки согнута в локте и сжимает Библию, как будто Священное Писание передается в душу через кожу.

      Внезапно с губ девочки срывается слабый звук.

      Мать подскакивает:

      – Ребекка?

      Веки начинают трепетать.

      У человека здорового подобное движение глаз – верный признак «быстрого сна», особо восприимчивого к сновидениям. Однако без дополнительных тестов нельзя сказать наверняка. Кэтрин назначает МРТ и обещает приехать через два дня.