Один оставшися, Елецкой

      Брюзгливым оком обозрел

      Покой, где праздник молодецкой

      Порой недавнею гремел.

      Он чувство возбуждал двойное:

      Великолепье отжилое,

      Штоф полинялый на стенах;

      Меж окон зеркала большие,

      Но все и в пятнах и в лучах;

      В пыли завесы дорогие,

      Давно не чищенный паркет;

      К тому же буйного разгулья

      Всегдашний безобразный след:

      Тут опрокинутые стулья,

      Везде табачная зола,

      Стаканы середи стола

      С остатками задорной влаги;

      Тарелки жирные кругом;

      И вот, на выпуске печном,

      Строй догоревших до бумаги

      И в блеске утренних лучей

      Уже бледнеющих свечей.

      Открыв рассеянной рукою

      Окно, Елецкой взор тупой,

      Взор, отуманенный мечтой,

      Уставил прямо пред собою.

      Пред ним, светло озарена

      Наставшим утром, ото сна

      Москва торжественно вставала.

      Под раннею лазурной мглой

      Блестящей влагой блеск дневной

      Река местами отражала;

      Аркада длинного моста

      Белела ярко. Чуден, пышен,

      Московских зданий красота,

      Над всеми зданьями возвышен,

      Огнем востока Кремль алел.

      Зажгли лучи его живые

      Соборов главы золотые;

      Меж ними царственно горел

      Иван Великий. Сад красивый,

      Кругом твердыни горделивой

      Вияся, живо зеленел.

      Но он на пышную столицу

      Глядел с душевною враждой.

      За что? О том в главе другой

      Найдут особую страницу.

      Он был воскормлен сей Москвой.

      Минувших дней воспоминанья

      И дней грядущих упованья —

      Все заключал он в ней одной;

      Но странной доли нес он бремя,

      И был ей чуждым в то же время,

      И чуждым больше, чем другой.