Ð˜Ð¼Ð¿ÐµÑ€Ð¸Ñ Ñ‚Ð¸ÑˆÐ¸Ð½Ñ‹. КриÑтофер Руоккио
Читать онлайн книгу.
вернулся к лежавшему на коленях блокноту и провел по листу правой рукой. Уголь уже начал размазываться, скрывая нарисованный мной профиль лейтенанта Киры. Отец послал нас с Криспином вместо себя на открытие сезона Колоссо. Сам он был сейчас у нашей бабушки в Артемии, где обсуждал с ней государственные вопросы.
С детства я ненавидел арену. Шум, боль и все остальное. Насилие вызывало у меня отвращение. Вопли зрителей резали мне уши, как и рев труб, усиленный акустической системой колизея, но голос диктора перекрывал и то, и другое. Запах немытых тел, смешанный с ароматом жареного искусственного мяса и металлическим привкусом крови, терзал мое обоняние ничуть не меньше, чем крики истязали слух.
И все же сильней всего меня ранило само это преступление против жизни, бессердечная утрата человечности. Я знал, что сражавшиеся были рабами, и, возможно, это оправдывало насилие в глазах многих. Но я только что видел, как летучий ксенобит растерзал в клочья трех человек, а дети на трибунах визжали от страха и возбуждения. Обнаженные по пояс мужчины, чьи тела были разрисованы в красно-золотые и красно-черные цвета, хлопали друг друга по плечам и наливались дешевым пивом, громко смеялись и оглушительно вопили, наслаждаясь зрелищем. Вид крови угнетал меня даже больше, чем новости о расправе на Цай-Шэнь, потому что здесь было что-то близкое, реальное. А люди радовались. Я часто задумывался, что подумали бы предки о нас и нашей страсти к насилию. Я слышал, что поколение, погубившее Старую Землю, порицало насилие в повседневной жизни. Какая ирония, именно те, кто развязал ядерную войну, управлял лагерями для беженцев и портил экологию, отказывались смотреть на кровавые развлечения. Возможно, они назвали бы нас варварами, те люди из глубокой древности.
Я затемнил карандашом контур лица Киры. Хватит философствовать.
Криспин еще больше оживился:
– Я выйду после первой схватки!
– Что ты сказал?
Я как раз подчеркивал завиток волос и не мог оторвать взгляд от рисунка. Но мысли мои были заняты другим. Я думал о Цай-Шэнь и об отце. И о самом Криспине. В голове до сих пор звучали слова отца, сказанные под Куполом изящной резьбы: «Кто вообще говорил тебе, что ты станешь править после меня?» Это было сказано в первую очередь для Криспина. Каждое слово. А меня выгонят прочь. Женят на каком-нибудь бароне или баронессе, как дорогую безделушку, или отправят в легионы.
– Я выйду на арену! – улыбнулся Криспин, видимо искренне воодушевленный этой перспективой. – Отец обещал, что я буду драться сегодня.
– Ага, – я лишь мельком взглянул на него, – уже знаю. Ты только об этом и твердишь.
Я так сильно надавил карандашом на бумагу, что он сломался, испортив изящный нос Киры. Мысленно выругавшись, я понял, что обижен на брата. Я всегда ненавидел его, но ненависть – это что-то чистое, как огонь в груди. Однако обида сидела во мне, словно раковая опухоль. Я не желал того, что принадлежало ему. Скорее, меня обижало, что он отобрал то, что я в глубине души считал своим. Я уже говорил, что не собирался