Вместо шестнадцатого этажа – первый. Вместо палаты – комната в общежитии. Только одно он попросил: чтобы разрешили пользоваться душем для лаборантов, внизу было все-таки слишком грязно, и с горячей водой чуть ли не каждый день случались перебои.

      Койка поначалу досталась неудачная, у самой двери, на проходе. Потом он понял – это сделали нарочно, проверить, какая будет реакция. Реакции не оказалось никакой – Ит безропотно сложил в тумбочку свои вещи (всех вещей – кружка, ложка, три книжки, запасное белье и майка со штанами на смену), вежливо поздоровался, взял одну из книг… и замолчал.

      Вечером того же дня заглянул Федор Васильевич и слегка напинал грузчикам, чтобы не трогали нового. Народ оказался на удивление с понятием.

      – Не, ну, Васильич, ну мы ж понимаем…

      – Не «мы понимаем», а чтобы не трогали. Работать он сам захотел, но у нас для него работы оказалось – одно другого хуже. Или в архив, пыль нюхать, или в лабораторию, с химикатами, или к вам. Я выбрал, чтобы сюда. Не он, а я, учтите. Тут он хотя бы на воздухе будет.

      – Васильич, мы поняли, не боись. Проставляться не заставим, темную не устроим. Да и откуда ему наши порядки-то знать, если гость…

      – В общем, рассчитываю на вашу сознательность, товарищи дорогие. Учтите, навещать его буду часто, первое время каждый день. И давайте ему пока полегче что-нибудь. А то мешок с картошкой, уж простите, больше его весит. Пусть оправится немного.

      – Да не вопрос. Васильич, ты бы нам тогда, что ли, того… спиртику, что ли, подогнал бы, а?

      – Подгоню. Ради такого дела – подгоню.

      – А он сам-то… того? Употребляет?

      – Кажется, нет. Я этим вопросом не интересовался. Вы, кстати, по возможности его с собой приглашайте, что ли. В кино по вечерам, как сами пойдете, еще куда.

      – Ох, Васильич, малохольный он с нами по кинам-то ходить. Пусть лучше тут сидит, целее будет. А то у нас кино бывает, которое с правой руки в левый глаз напрямую показывают. Особенно если в пиво кто забодяжит димедрол.

      – Тогда не зовите. Хорошо, будет вам спирт… Не переспрашивай, Володя. Будет.

      Работа делилась по дням. Был «хавкин день», был «стекляшкин день», был «крыскин день».

      В «хавкин день» привозили еду, и тут грузчикам, конечно, предстояло попотеть. На всю Котельническую высотку было шесть столовых и три буфета. Две столовые – академические, повыше классом и этажами, три – для персонала, в «крыльях» и в «централе», и одна – для обслуги, в дальней части левого крыла, в ней же кормили и грузчиков. Хавку, или, проще, еду, подвозил всегда один и тот же обшарпанный старый речной трамвай, воняющий соляркой так, что вблизи его глаза начинали слезиться. Час – разгрузка, часа два-три – растащить овощи, фрукты и мясо по столовым. Вечером трамвай приходил снова, уже сверху реки, на этот раз он забрасывал сахар и крупы. «Хавкины» дни случались два, а то и три раза в неделю.

      В «стекляшкин день» привозили химическую посуду. Это был день легкий, простой, потому что ящик с пробирками