Зауряд-врач. Анатолий Дроздов
Читать онлайн книгу.
послал. Хочет знать: как там подчиненный? Федор рад. Десять километров отмахал, но нисколько не огорчен. Уйти с передовой для солдата радость. Лазарет расположен на окраине села, а в нем – лавки. Можно забежать и чего-нибудь купить. Ах да, лавка…
Лезу в карман и достаю бумажник.
– Держи, братец! – сую Федору червонец. – Благодарю.
Глаза его загораются. Десять рублей – большие деньги. Пусть берет – у него дети. Федор об этом сразу сказал – неспроста, ясно. Хитроватый белорус. Пусть. Деньги у меня есть, верней, у Довнар-Подляского. Не могу привыкнуть, что я – это он, но придется.
– Как там в роте?
Федор прячет купюру, сдвигает фуражку на затылок. По лицу видно: говорить в лом. Ему бы лавку. Но сбежать сразу неудобно – денег дали.
– Герман не турбуе[12], сядзиць тиха. Ну и мы гэтак…
Киваю. Речь Федора льется плавно. Понимаю через раз: говорит по-белорусски. Ну, так полк Могилевский… По идее, должен понимать – сам местный, но это донор. Сам я в Белоруссии не бывал – как-то не довелось. Федор увлекся и машет руками. Подпоручик Розен, субалтерн-офицер[13] роты, избил какого-то солдата – застал спящим на посту. Но солдат рад – это лучше, чем под суд. Пару зубов выбили – ерунда. Его благородие, командир роты, штабс-капитан Ермошин, мордобой не одобряет. Но он запил и не выходит из блиндажа. Денщик таскает ему водку. Ходит за ней в село – там у него лавочник знакомый. Федору сказал, что деньги у благородия кончаются, скоро протрезвеет. Скорей бы! Командир хоть и строг, но нижним чинам морды не бьет. Розена же хлебом не корми, дай в рыло сунуть. Пока капитан пьет, он главный в роте. При Ермошине присмиреет…
М-да. В роту мне нельзя. Бить меня вряд ли станут – я вольноопределяющийся, но кто знает? Терпеть точно не стану и дам сдачи. А это трибунал. В любой армии такого не прощают. К тому же в роте донора хорошо знают. Проколюсь вмиг. Объяснить, что утратил память? Не поверят. Что-то должен помнить, а у меня с этим ноль. Пойдут разговоры: «Царь не настоящий!», контрразведка подтянется… Мне этого не надо.
– Благодарю, братец!
Федор вскакивает.
– Бывай, барин!
Ишь как припустил! Деньги карман жмут. Гадом буду, за выпивкой полетел. Про ротного говорил с завистью, губами чмокал. Водку солдатам не продают, но самогона в селе завались – санитары говорили. Я с ними дружу, как и с сестрами. Славные барышни! Мундир мой постирали и отутюжили, сейчас он на мне. Денег не взяли, хотя предлагал. Грех с защитника Отечества. Федор глазом не моргнул. Для него я барин, с него денежку содрать – благое дело.
Снимаю фуражку и кладу на лавку. Солнце припекает. На дворе май пятнадцатого года. Тысяча девятьсот… Погоды отличные. Живи и радуйся, если б не война. Но она не та, что в моем мире. Поначалу думал, что угодил на Первую мировую. Попросил газеты, мне их принесли. Глянул – и понял. Почему? Орфография другая. Нет буквы «ять», фиты и «и» десятеричного, в окончании слов отсутствует твердый знак. В моем мире орфографию реформировали большевики, здесь обошлось без них. На российском престоле не Николай под номером два, а Мария Третья. У нее на днях тезоименитство было, газеты по этому
Не беспокоит (
В Российской (и не только) императорской армии – младший офицер в роте, не имеющий определенной должности. Старший куда пошлют.