Следующей ночью снова светил прожектор, выла сирена, а они с Терминатором, вооружившись столовыми ложками, сидели в песочнице.

      – Ну-с, голубчик, – говорил ему утром Юлий Соломонович, – продолжаете без меня? А я вас просил, так просил. Ай-яя-яй. Как нехорошо поступаете.

      – Не разговаривайте со мной как с психом!

      – Не волнуйтесь, главное – не волнуйтесь. Если вы не псих, то почему…

      – Значит, по-вашему, я ненормальный?!

      Доктор развел руками.

      – Тогда дайте мне об этом справку, – заявил Степанцов. – Дайте справку!

      Цезарев задумался, сел за стол и что-то написал на бланке. Достал печать, тиснул и протянул листок Степанцову.

      – Главное – не волнуйтесь. Если еще что понадобится, заходите, не стесняйтесь.

      – Странное дело, – сказал доктор Цезарев другому доктору Цезареву, – я нахожусь в замешательстве. Это уже не мания преследования. Это мания… бюрократизма.

      – Да уж, батенька, только что вы совершили открытие! Такой мании еще никто не описывал. Нужно подержать этого больного пару месяцев под наблюдением.

      Степанцов не знал, что его собираются изучать как мышь. Он, нежно гладя карман со справкой, ходил по корпусу, прикидывая, каким образом можно сигануть через высокий забор с проходящим по нему электрическим током. За ним по пятам ходил Терминатор и рисовал планы побега. Художник из него был никакой. Но что-то ценное в этих планах было. Тот на каждой картинке рисовал огромный черный автомобиль.

      Степанцов решил проследить, что это за машина. Она приехала на следующий день ближе к обеду. Из нее вышла престарелая блондинка с каменным выражением лица и запахом дорогих духов.

      – Добрый день, Венера Сергеевна, – защебетала вокруг нее Варвара Петровна, – как добрались?

      Блондинка только глянула на нее с сожалением и на высоченных каблуках проковыляла в здание. Степанцов незаметно прокрался следом. Блондинка зашла в кабинет к главврачу и с порога сказала тому: «Здравствуй, пусик!» Она была его женой или любовницей? Какая разница! Именно она связывала его с вольной жизнью. То есть Юлия Соломоновича, а не его, Степанцова. Хотя это как повернуть! И Василий решился.

      Он подтянул до груди широкие пижамные штаны, сложил руки за спиной, сделал придурковатую мину на лице и, насвистывая траурный марш, направился к столу, где восседала Варвара Петровна.

      – Что тебе надо, милок? – поинтересовалась та. – Эсэмэску кому послать?

      Василий наклонился к ней через стол и доверительно сообщил:

      – Хмырь повесился!

      И пошел дальше, продолжая насвистывать соответствующий марш. Старушка-веселушка