Донесем до железной дороги,

      Сложим в кучу, – и к морю опять

      Нас ведут волосатые ноги,

      И осел начинает кричать.

      И кричит, и трубит он, – отрадно,

      Что идет налегке хоть назад.

      А у самой дороги – прохладный

      И тенистый раскинулся сад.

      По ограде высокой и длинной

      Лишних роз к нам свисают цветы.

      Не смолкает напев соловьиный,

      Что-то шепчут ручьи и листы.

      Крик осла моего раздается

      Каждый раз у садовых ворот,

      А в саду кто-то тихо смеется,

      И потом – отойдет и поет.

      И, вникая в напев беспокойный,

      Я гляжу, понукая осла,

      Как на берег скалистый и знойный

      Опускается синяя мгла.

      Знойный день догорает бесследно,

      Сумрак ночи ползет сквозь кусты;

      И осел удивляется, бедный:

      "Что, хозяин, раздумался ты?"

      Или разум от зноя мутится,

      Замечтался ли в сумраке я?

      Только всє неотступнее снится

      Жизнь другая – моя, не моя…

      И чего в этой хижине тесной

      Я, бедняк обездоленный, жду,

      Повторяя напев неизвестный,

      В соловьином звенящий саду?