К лету 1958 года Четвертая французская республика была охвачена глубоким кризисом. Гордая и самолюбивая французская элита чрезвычайно болезненно переживала потерю империи и статуса глобальной державы, военное поражение во Вьетнаме, растущую зависимость от США. Париж сотрясали политические и финансовые скандалы. Коммунисты получали на выборах больше 30 % голосов и имели самую крупную фракцию в Национальном Собрании.

      В довершение всего, не где-то там в Индокитае, а в исконно французских департаментах – в Алжире – активизировались бандитские сепаратистские формирования. Последнее, впрочем, оказалось как нельзя кстати. Именно брошенный популярным генералом лозунг «Algerie Francais!» позволил сплотить нацию и вывести ее из кризиса. Генерал во второй раз в своей жизни триумфально вошел в Париж и получил на всенародном референдуме оглушительную поддержку более 80 % избирателей. За него голосовали и бывшие коммунисты, и бывшие националисты, и бывшие либералы.

      Либералы, как обычно, были наиболее красноречивы. Да, писали они в своих газетах, возможно, бравые парашютисты полковника Массю несколько переусердствовали в зачистках арабских поселений, изнасилование г-жи Джамилы Бухиред бутылкой было неприятным инцидентом, но главное, что в Алжире возрождается французская армия, возрождается Франция и только предателям отечества безразличны судьбоносные геополитические интересы Франции в регионе Средиземноморья.

      Шел год, второй, третий, «запах трупов становится все сильней» – с гордостью докладывал в Париж командующий операцией о достигнутых результатах. Но удивительным образом после каждой карательной акции число бандитов возрастало. «Мы должны рассматривать каждого алжирца мужского пола от 10 до 60 лет как бандита», – заявил один кавалер ордена Почетного Легиона. «Нет, жены и дети бандитов – тоже бандиты», – уточнил другой кавалер.

      Генерал понял, что страна вползает все глубже в кровавое болото, и чтобы спасти ее, ему придется принять самое мучительное решение в своей жизни, гораздо более тяжелое, чем тогда, в июне 1940 года. Он знал, что с ним не согласятся многие боевые генералы и блестящие публицисты, что в него будут стрелять оасовцы. Но он заявил, что Франция хочет заключить «мир храбрецов», и начал переговоры с теми, в кого стреляли его солдаты и кто стрелял в них.

      Прошло 40 лет. В заснеженной Москве русский полковник, пришедший к власти при сходных обстоятельствах