Хронометр. Владислав Крапивин
Читать онлайн книгу.
мой интерес к этому плаванию.
– А где вы про него прочитали? Про Курганова.
– У самого Крузенштерна, в его книге про путешествие. Очень старая книга, напечатана сто сорок лет назад. Три тома… Я выменял их у своего товарища на пять романов Майн Рида… Вот тогда и прочитал про матроса Курганова… Кстати, непонятно, как его звали. В списке экипажа у Курганова имя Иван и звание квартирмейстер, то есть унтер-офицер…
– Вроде нынешнего старшины?
– Вроде… А в книге Крузенштерн пишет «матрос Павел Курганов»… Думаю, он ошибся. Список – вещь точная, документ…
– Я сразу понял, что вы про них все изучаете. Еще когда мама сказала про инструкции… Вы ученый, да?
Курганов засмеялся. Он странно смеялся. Вперемешку с мелким кашлем. Лицо измялось, рот искривился: один угол поднялся в широкой улыбке, а второй оказался опущенным. Толику это показалось неприятным – будто Курганов насмехается над собой и над ним. Но тут же он понял, в чем дело: правый угол рта у Курганова соединялся с коротеньким коричневым шрамом, косо идущим вниз. Толик моментально вспомнил одну книжку, ее пересказывала ему мама – «Человек, который смеется». Там бродячие циркачи украли мальчишку, сделали ему операцию на лице, и он всю жизнь ходил с уродливой улыбкой. А здесь – наоборот: из-за шрама казалось, что правый край у рта уныло опущен.
А смеялся Курганов по-доброму, без насмешки. Голубые глазки его стали веселыми и симпатичными.
– Тебя как зовут-то? – Незаметно для себя и для Толика он перешел на «ты».
– Толик… А почему вы смеетесь?
– Извини… Просто меня первый раз в жизни приняли за ученого. За кого меня только не принимали! За кладбищенского сторожа, за ревизора, за клоуна… Даже за шпиона. А за ученого – ты первый… Нет, брат, до ученого мне как до Луны. У меня и образования-то – одна гимназия, да и то ускоренный выпуск. На войну торопился…
– На войну? – переспросил Толик, пытаясь сообразить: какие же это были годы?
– Да. Пошел вольноопределяющимся, потом в прапорщики произвели…
– Как… в прапорщики? – сказал Толик изумленно и опасливо. Потому что у красных никаких прапорщиков не было.
Курганов опять улыбнулся:
– Это не Гражданская война, а с Германией, в четырнадцатом году… Мальчишки мы тогда были. Полегло нашего брата прапорщиков, бывших гимназеров и студентов… На подвиги рвались очертя голову… А меня в пятнадцатом году так трахнуло, что очнулся только через месяц в лазарете. И сказали, что воевать больше не гожусь… Ну, вот и чайник закипел. Садись к столу, погреемся. Ты вон в какую даль топал по морозу.
Чай пили с колотым сахаром и твердыми до деревянности пряниками. Толик – из стакана с подстаканником, Курганов – из фаянсовой кружки с отбитой ручкой. Было тихо, даже слишком тихо, и в этой тишине слышался отчетливый медный стук часового механизма. Толик поискал часы глазами и не увидел. Потом опять глянул на Курганова, встретился с ним взглядом и смутился. Молчать было неловко. Толик спросил, продираясь сквозь смущенье, как через колючки:
– Арсений Викторович, а почему