Донат и Келхар приехали в деревню только под вечер. И то не сами приехали – пятнистую охотничью машину привел на буксире местный трактор.

      Дважды Истребитель Донат Пеларчи, большой, разгневанный, с темным набрякшим лицом, сейчас был особенно похож на грозовую тучу, вдобавок перенасыщенную электрическими разрядами. Знал бы он, кто разбросал на дороге около озера Нельшби «пасмурную колючку» – окаянный пакостник не ушел бы от него живым.

      – Что вы хотите – быдло! – презрительно процедил Келхар цан Севегуст, скривив в высокомерной гримасе бледное напряженное лицо с признаками аристократического вырождения. – Оно – быдло то есть – решило, что это остроумная шутка. Быдлу дали гражданские права, однако оно всегда останется быдлом и понимает только один довод – хорошую порку.

      Длинные висячие усы Ксавата задрожали от ярости.

      – Истинная правда, – поддакнул он мерзавцу аристократу. – Поймать, кто это сделал, и публично запороть, а потом бросить в озеро, и поделом! Тамошняя глиста чуть не оприходовала монахиню с мальчишкой – слышали, да? И это средь бела дня, в нескольких шакрах от Поперечного тракта! А местная полиция не чешется… Где мы, спрашивается, после этого живем, в Империи или в заднице?

      – Не оскорбляйте державу, господин цан Ревернух, – сухо возразил Келхар. – Речь идет всего лишь о зарвавшемся быдле, которое напакостило и трусливо спряталось.

      В груди у Ксавата опять шевельнулась саднящая ненависть. Если негодование Доната наполняло его тайным удовлетворением (злишься, тупак, и не знаешь, что сделал это не какой-нибудь обормот, а уважаемый человек!), то высказывания Севегуста оскорбляли, как пощечины.

      Клетчаб Луджереф из Хасетана и фальшивый Ксават цан Ревернух для этого аристократишки – быдло! В свое время Клетчаб от таких натерпелся… Ему, безродному, путь в ихнее избранное общество был заказан; он мог разве что обыграть их в пирамидки, ежели удавалось раскрутить тупаков на игру. Все они одинаковые. Высокородный Келхар кичится своим происхождением, хотя его предки свое фамильное достояние просрали, а то с чего бы он подался в ученики к охотнику? Или, может, ради острых ощущений? Но сразу видно, что в карманах у парня пусто. Один гонор.

      – Нельшбийская тварь давно уже не покидает свое озеро, – угрюмо сказал Донат. – Это почти неразумное животное. Те из них, кто не совершает вылазок в мир, постепенно теряют интеллектуальные способности. Чего не скажешь о нашей дичи.

      Это вернуло разговор к теме, ради которой они встретились в комнатушке с низким потолком и коллекцией дешевых оберегов на серых, как оберточная бумага, стенах.

      Гостиницы в деревне не было, только пара отдельных номеров в трактире, и те, кто нуждался в ночлеге, квартировали у местных жителей. Сейчас тут наплыв – из-за «пасмурной колючки», изодравшей не одну дюжину колес. Ксават подумал, что, ежели эти деревенские не совсем тупаки, они теперь будут