Держава том 4. Валерий Аркадьевич Кормилицын
Читать онлайн книгу.
какая-то неуловимая, но очень важная мысль.
«Ну вот. Опять мерещится кабанье рыло», – вздрогнул от испуга и поднёс к стеклу тусклую свечу.
Но кроме своего тёмного отражения ничего не увидел.
Только: ночь… дождь… тоска…
И тоска ни какая-то обыкновенная… А чёрная, страшная, предсмертная тоска…
«Чёрная ночь, чёрная тоска и чёрное кабанье рыло сведут меня с ума… Если уже не свели, – сел на разобранную постель и задумался. – Днём, прогуливаясь по усеянным листьями дорожкам яснополянского парка, тоже видел мерзкую кабанью морду, выглядывающую из-за куста малины. И эти клыки. И страшный оскал пасти… Невероятно… Но я же видел, – вздрогнул, поймав наконец долго ускользавшую мысль. – Надо срочно… Не откладывая, ехать в Оптину Пустынь. К старцу. Как жаль, что умер Амвросий. Какую радость душевного общения доставлял он мне. Выходил из его кельи со слезами на глазах. Сейчас старчествует отец Иосиф. Он мне всё объяснит, всё расскажет и успокоит», – торопливо стал собираться в дорогу.
Надев пальто и шапку, опять задумался, тяжело упав в кресло и закрыв глаза – так яснее мыслится: «Хотя бы последнее, отпущенное Богом время – не знаю, сколько его осталось (а оставалось всего одиннадцать дней), следует прожить в простоте, занимаясь физическим трудом. А то даже последователи и единомышленники критикуют, – вспомнил поэта Добролюбова, опростившегося и странствующего по России без денег. – Он написал мне: «Лев Николаевич. Ты всю жизнь сражался за некоторую часть веры и за телесный труд. Ты близок к смерти. Потому подыми ещё раз меч за это. Разъясни свою ошибку, что не продал именья и не ушёл из барского дома. Не давай повод ищущим повода…» Не точно, но смысл такой, – провёл дрожащей ладонью по лицу: не давай повода ищущим его… Я уйду! – поднялся из кресла. – Непременно уйду, и остаток дней проживу в Оптиной Пустыне. Там хорошо и легко… И нет кабаньих рыл. Я готов выполнять любую работу вместе с монахами. Я должен, должен провести остаток дней согласно своему учению… и в душевном мире с собой», – в волнении, со свечой в руке, заспешил через анфиладу комнат вниз, в спальную младшей дочери.
Разбудив её, произнёс всего лишь два слова:
– Я уезжаю!
Она не спросила – куда? Не протестовала, не уговаривала остаться, а молча укладывала необходимые в дорогу вещи.
Отец её в это время прошёл в комнату к домашнему врачу Душану Петровичу Маковицкому, и предложил ехать с ним, рассудив, что один не осилит превратности дороги.
После принятого решения в нём проснулась неуёмная жажда деятельности и какая-то молодая, бьющая ключом энергия.
Загасив свечу, он вышел во двор, и, забыв о кабане, чуть не бегом направился к деревянной избушке, где жил кучер и нервно застучал в окошко, велев выбежавшему на крыльцо мужику в кальсонах и накинутом зипуне, срочно запрягать.
Таким же скорым шагом поспешил к дому, обронив с головы сбитую веткой шапку.
«Некогда искать, Попрошу дочь вынести другую. Скорее, скорее, пока не проснулась Софья Андреевна».
– Готовы? – ворвался