Эволюция сознания. Орнстейн Роберт
Читать онлайн книгу.
правило, мы принимаем во внимание лишь ограниченный набор потенциальных ответов на вопрос, почему в психике происходит то, что происходит: это конфликты между нашими родителями, любовь, вдохновенный учитель географии, увлекший нас океанографическими исследованиями, изучение английского языка, а не голландского и не санскрита. А может быть, дело в том, что наше общество поощряет разные модели поведения для мужчин и для женщин. Обществознание и история расширяют этот список, включая в него еще и влияние общества: законодательства, формы правления, стиля жизни, отношения к вопросам пола, кулинарии, жилья, языка. А где бы мы сейчас были без математики, Великой хартии вольностей, войны за независимость США, Гутенберга, Кеплера, Коперника, без всей нашей современной физики и медицины?
Вне всякого сомнения, цивилизация – формообразующий принцип нашей жизни: мы едим то, что производит пищевая промышленность, носим готовую одежду, приобщаемся посредством книг к вековой мудрости или просто идем в кино. Мы мгновенно устанавливаем связь с собеседниками по всему миру – и более того, современные технологии позволили нам увидеть Юпитер и космос за его пределами.
Язык, семья и культура направляют нашу мысль вполне определенным образом. Как-то раз, когда я выступал во Франции с рядом докладов о природе психики и мозга, одна женщина, из числа исследователей мозга, поинтересовалась, как я провожу анализ психики, не отталкиваясь от категории презрения. Другой слушатель отметил, что во французском языке вообще нет слова «сознание», и еще недоумевал, зачем нужно такое слово. За 25 лет выступлений перед англоязычными аудиториями я не сталкивался ни с чем подобным: презрение в англоязычной культуре редко когда обсуждается в числе основных человеческих качеств.
Нам трудно понять и малайский амок, признанное обществом состояние, в котором человек в течение некоторого времени ведет себя как безумец, а потом успокаивается. Мы бы предложили такому человеку выпить лития. Индийский культ священной коровы представляется нам верхом иррациональности, а между тем антрополог Марвин Харрис в своей замечательной книге «Коровы, войны и ведьмы»3 объясняет его местом коровы в индийской экосистеме. Крестьяне не едят коров и «иррационально» обесценивают мясо, однако употребление мяса этих животных в пищу лишило бы бедняков топлива, в качестве которого используется навоз, и помощников в возделывании земли, куда более значимом, чем возможность есть мясо.
Французов – тут даже не надо быть особенным знатоком их склонностей – постоянно мучают crise de foie – «печеночные приступы», угрожающие жизни. Если даже алкоголизм – заболевание эндемическое, очевидно, что для французов печень совсем не то же самое, что для нас. Точно так же восточные точки иглоукалывания не совпадают с представлениями о каналах воздействия на тело, сложившимися в западной цивилизации.
Но несмотря на всю важность культуры, семьи и образования, я хочу сделать шаг назад и обратиться к иным временным рамкам, не краткосрочным и даже не вполне историческим: а именно, взглянуть на психику чуть ли не с
Харрис Марвин (1927—2001) – американский антрополог, представитель культурной антропологии. Полное название его книги: «Коровы, свиньи, войны и ведьмы: загадки культуры» (первое издание – 1975 г.)