Поплыло яркое светило

      в молочной карамели марева,

       спокойствием своим всех удивило,

      листвою золотистой   заговаривая.

      Заснули тонкие осинки,

      не слышно даже соловья.

      Березки  в ожерельях росинки

      плывут  у чистого ручья.

      Медовый, сладкий дождь осенний

      всю ночь им песни напевал,

       играя на томной виолончели,

       он сердце им свое отдал.

      Любовь плывет в молочной дымке,

       хоть дождь давно уже утих,

      на струнах тонкой паутинки

      слезою чистою затих.

      Немного убежать от интернета

      пытаюсь, выйдя на балкон,

       и ветер теплый ласкового лета

       по прежнему уносит в сладкий сон.

       Еще цветут сады кругом,

      лишь только край задет слегка,

      еще зеленая листва

      шумит, свисая свысока.

       Туманным утром просыпаясь,

       ищу росинки на листве

       и с ветки, с нежность, качаясь,

       они летят в объятия мне.

        Омыв водою дождевою

      заспанное мое лицо,

      зовут куда-то за собою,

       взлетая в высь  над озерцом.

      В тумане утренней зари

       под властью сна надежды и любви

      спит озеро. Кристальная гладь его

      чиста и полная тоски.

      Холодный ветер трепеща,

       боясь нарушить сладкий сон,

      слегка касаясь, улетал

       в зыбучей дымке сизых дол.

      Ни слышно шороха, ни звука…

      Всё растворилось в тишине…

       Лишь кружево росинок будто

       летит при матовом луче.

      Как грациозны розовые фламинго!

      На тонких ножках, едва касаясь волн,

       они парят в туманной сизой дымке,

       как перышко легко, как шелк.

       И я смотрю на них не шелохнувшись,

       забыв про все и вся во всей вселенной,

       и ветер теплый, ласково подувший,

       уносит в мир далекий от жизни тленной.

      Не страшны им крутые повороты,

       ни хитрые ловушки злой судьбы,

      они парят, взирая на красоты,

      на крыльях веры, надежды и любви.

       Свободы дух в каждой живой клетке.

       Душа не примет унизительного рабства!

       Они подобны хрупкой, нежной ветке,

       расцветшей посреди ухабов.

      Ласкают волны, омывая берег,

       пенясь, взъерошившись, вставая на дыбы,

       как-будто кони необузданные  смело

      летят сквозь пропасть наперекор судьбы.

      Садилось солнце, начинался вечер…

      Холодный ветер тоской любви гонимый

      любимой образ собирал, как свечи,

      горящие из листьев  молчаливых.

      И каждый лист в движении своем

       ожил душою раненной, томимой

      и заалел не гаснущим огнем

       надежды призрачной и  мнимой.

       Он из осколков собирал

       всё то, что кажется уже забытым

       и страстно Бога  умолял,

       чтоб вновь, как прежде, стать ее любимым.

      Грезя лишь только об одном,

      чтоб издали ее увидеть,

      тайком он вечность под ее окном

      всё ждал чего-то неприхотливо…

      Дождем струясь по тонкому стеклу,

      просил прощения и плакал

      и видел только лишь ее одну,

       вдали летящую, как свет во мраке.