– Олеська, едрена корень, – проворчал бородатый немолодой мужчина, – где ты есть-то?..

      – Что угодно, Афанасий Петрович? – В комнату вошла горничная.

      – Ты мне это брось – что угодно… Мне все эти…

      – Почта была, но письма от Фролова нет, – сказала девушка.

      – Вот едрена корень, сдох, что ль, там Иван-то? Больше полугода прошло, как ему восемнадцать влупил самый справедливый и гуманный суд в мире, едрена корень. Дурень последний понял бы, что не он это. А ему…

      – Но ведь он признал свою вину, – осторожно напомнила Олеся.

      – Да как узнал он, что эта шалава беременна, как человек кончился?.. Он бы и в убийстве Кеннеди признался, если б спросили. Но вот почему он не пишет?

      – А почему ему вы не напишете?

      – Да куда писать-то?

      – Но ведь можно узнать адрес.

      – И где ж? В справочном бюро? Или в милиции? Так туда я уж…

      – В министерстве юстиции или в Управлении исполнения наказаний. Мама так брата искала. Ему пятнадцать лет дали год назад. – Девушка тяжело вздохнула.

      – Опачки! За что же столько ему отвесили?

      – Банк ограбил и двоих милиционеров ранил, когда его арестовывали.

      – Лихой у тебя братец. А то сейчас бандит хилый пошел. Когда кого-то герои грабят, и стрельнуть могут, и ножом пырнуть. А вот как милиция, все, лапы в гору и мордой в грязь, куда их удаль молодецкая девается. А твоего братца в банке забрали или потом?

      – Потом, через неделю. Одного, их трое было, арестовали, а Женька и его товарищ убежали. Потом товарища забрали, а через три дня и Женю. Он отстреливался. Три патрона у него было, два он в милиционеров, а последним застрелиться хотел, но не получилось, осечка. Его били сильно, и мама в больницу попала. И дали пятнадцать лет. Он нам не писал, а мама через УИН и нашла.

      – Погодь, через ООН?

      – УИН – это Управление исправления наказаний или что-то в этом роде.

      – Ты, девонька, прознай про это дело, и напишем с тобой. А то, едрена корень, совсем сгинул Ванька. Мужик он хоть куда.

      – Хорошо, я узнаю.

      – И еще – не распространяйся про братишку-то, а то ведь…

      – Зоя Афанасьевна знает.

      – Во, и ничего она?

      – Нет.

      – В батьку девка, порода мишинская. Правда, мужиков теперь почти не осталось, вот чего жаль.