Найти, чтобы потерять. Наталья Костина
Читать онлайн книгу.
столетники в горшках, а в самую жару бабка еще и ставни закрывает. Со стороны улицы света больше, но туда бабка его не пускает: «зала» не для его занятий. Там вообще никто не живет: он спит в одной комнатушке с бабой Полей, а мать с отцом – в такой же тесной клетушке с другого боку. «Свой дом! – гордо говорит бабка всем, кто не ленится ее слушать. – Не коммуналка какая!» В зале господствует красный цвет: красно-коричневые крашеные полы, красная плюшевая скатерть на круглом столе, буфет с салфетками «ришелье» и чайным сервизом – красным с золотой каемкой. Еще наличествуют синяя ваза, в которую никогда не наливают воду, потому что дно у нее треснуло, диван, бордовые шторы и стулья. У стульев скользкие кожаные сиденья, а в дерево вбито очень много потускневших латунных гвоздиков. В синей вазе – пластиковые государственно-красные гвоздики. В родительской комнате пахнет мамиными духами «Красная Москва» и отцовскими папиросами, у них с бабкой – чернилами, печкой и растиркой от радикулита с пчелиным ядом.
Печка, которую топят с кухни, частями выходит во все три комнаты, а уголь для нее каждую осень с грохотом сгружают в сарай. Зимой почти все готовят на печке, сдвигая кочергой чугунные кольца для уменьшения или увеличения жара, а летом бабка со своей стряпней переселяется в летнюю кухню – чтобы дом не нагревался. Калитка всегда заперта накрепко, и, когда он возвращается с травой, приходится долго брякать щеколдой и орать: «Ба-абу-у-ушка-а-а! Ба-а-абу-у-ушка-а-а-а!» Ему настрого не велено отпирать самому и особенно чужим, потому что у них электроплитка, а в счетчике, висящем в тесных и совершенно темных сенях, какой-то «жучок». Для отвода глаз в кухне стоят вонючий керогаз и такой же желтый и окислившийся, как и гвозди в стульях, примус. Электроплитку бабка всякий раз прячет внутрь стола.
Он втаскивает мешок с пряно пахнущей и отчего-то горячей внутри травой во двор и искательно говорит: «Ба, ну я пойду?» «Куда?» – для приличия спрашивает она, хотя могла бы и не спрашивать – и так все понятно: на речку с пацанами. «Молока выпей и иди», – наконец разрешает она. Он пьет молоко из тяжелой старой фаянсовой чашки: молоко с французской булкой, которая потом почему-то стала называться «городской». «Французская» звучит интереснее, да и город у них почти что не город, а так… Вот Житомир – это настоящий город, тем более Киев или там Харьков! Молоко казенное, из магазина, и оно ему нравится. Он не любит козье молоко и больше всего на свете боится, что в придачу к кроликам бабка решит завести козу. «По-о-о-оля-а-а-а! – кричит соседка с улицы, у которой есть коза. – Па-а-алии-ина-а-а!» По паспорту бабку зовут не Полина, а Пелагея, но это имя вышло из моды еще до войны, и на его памяти она всегда звалась Полиной. Соседка пришла чего-то занять: не то муки, не то сахара. Он прошмыгивает мимо, боясь, вдруг бабка передумает и пошлет его еще за чем-нибудь. Он хочет побыстрее уйти от запаха прогорклого постного масла, козьего молока, селедочных потрохов и разговоров о каком-то козле: «Целковый отдала,