Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!

      Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;

      За лаврами спешишь опасною стезей

      И с строгой критикой вступаешь смело в бой!

          Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,

      Забудь ручьи, леса, унылые могилы,

      В холодных песенках любовью не пылай;

      Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!

      Довольно без тебя поэтов есть и будет;

      Их напечатают – и целый свет забудет.

      Быть может, и теперь, от шума удалясь

      И с глупой музою навек соединясь,

      Под сенью мирною Минервиной эгиды[1]

      Сокрыт другой отец второй «Тилемахиды».

      Страшися участи бессмысленных певцов,

      Нас убивающих громадою стихов!

      Потомков поздних дань поэтам справедлива;

      На Пинде лавры есть, но есть там и крапива.

      Страшись бесславия! – Что, если Аполлон,

      Услышав, что и ты полез на Геликон,

      С презреньем покачав кудрявой головою,

      Твой гений наградит – спасительной лозою?

          Но что? ты хмуришься и отвечать готов;

      «Пожалуй, – скажешь мне, – не трать излишних слов;

      Когда на что решусь, уж я не отступаю,

      И знай, мой жребий пал, я лиру избираю,

      Пусть судит обо мне как хочет целый свет,

      Сердись, кричи, бранись, – а я таки поэт».

          Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет

      И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.

      Хорошие стихи не так легко писать,

      Как Витгенштеину французов побеждать,

      Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов,

      Певцы бессмертные,