– …какого… какого черта ты это сделал?

      Я молчу, я смотрю не на себя, а куда-то сквозь себя…

      Не выдерживаю:

      – Перепутал, что ли? Фермеров хотел угробить, а вместо этого…

      – …да нет.

      – Чем тебе этот мужик не угодил?

      – Да ты не понимаешь… ну пойдем… покажу…

      Иду за ним (за собой), только сейчас спохватываюсь, что он (я) могу пристукнуть себя в два счета… зачем? Ну, затем же, зачем грохнул какого-то политика из бесконечно далекого будущего, н-да-а, после войны недолго и свихнуться и убивать всех направо и налево…

      – Вот здесь… посмотри…

      – Ньюс… это что?

      – Название, что… дальше смотри…

      Смотрю дальше. Пытаюсь понять, что я вижу, какой еще, к чертям собачьим, две тысячи сто пятидесятый год, какое пятое июня…

      – Это… это что?

      Второй я киваю:

      – Это сегодня.

      – С-сего…

      – Ну… то есть, может уже не сегодня, может, уже с тех пор произошло много другого всякого… а теперь сюда смотри… где про нас с тобой написано…

      Я не хочу читать, где написано про нас, я не хочу читать слово война, я не хочу вспоминать эту войну, липкую от крови траву, мокрую грязь, выстрелы, выстрелы, выстрелы, оборванные жизни, и страшно, когда уже перестаешь понимать, что это люди, когда тебе слишком долго вколачивали в голову, что это не люди…

      Я не хочу. Я смотрю дальше, где про меня нынешнего, где конференция, где я выступал, вот это мне интереснее читать…

      – Дальше… дальше, – я, который он, он, который я, прокручивает реальность, как будто листает её, – вот, сюда смотри…

      Я не хочу смотреть сюда, я не хочу снова оказываться в кабинете, где я (который он) только что за каким-то чертом убил человека, кровь на полу кабинета, ё-моё, как будто и так мало было крови в моей судьбе, в судьбе многострадального нашего мира…

      – Читай… читай!

      Спохватываюсь:

      – Здесь нет ничего.

      Сам себе поражаюсь – почему я не удивляюсь, что вообще рядом с каждым из нас написана наша история, почему я воспринимаю это как нечто само собой разумеющееся, а вот почему рядом с опустевшим кабинетом ничего не написано, – вот это меня поражает. Хватаюсь за остатки здравого смысла, представляю себе, что надписи исчезают, когда исчезает человек, про которого эти надписи были сделаны, – нет, не то, чувствую, что-то не то…

      – Он её спрятал, – подсказывает мне он (я).

      – К-кто к-кого спрятал?

      – Он спрятал историю про себя…

      – Где спрятал?

      – Не догадываешься?

      – Н-нет, а…

      – …так там же,