Белый, красный, черный, серый. Ирина Батакова
Читать онлайн книгу.
закричали ей со всех сторон. И тотчас Ментор снова провалился. Ухнул под лед с головой. Вынырнул. И завозился в густой воде, как муха в киселе. «Да что же это?!» – Морковка закрыла ладонями лицо и хлопнулась пышным задом в снег – аж юбка вздулась шаром. На этот раз Ментор застрял. По его тяжелым, вязким движениям было видно – изнемог. Он пытался выскользнуть из полыньи, по-тюленьи наползая на лед, – но лед под ним гулял и ломался.
Вдруг из толпы выскочил какой-то старшеклассник, мигом разоблачился, выдернул из штанов ремень и, намотав на кулак, побежал к реке, сверкая в солнце жемчужными мускулистыми статями. Все закричали: Тимур! Тимоха! Давай-давай!
Он двигался мощно и грациозно, как дикая кошка на мягких лапах, – длинными прыжками домчался до лунки Ментора, лег плашмя за три локтя и бросил ему конец своего ремня, но Ментор не взял, а сердито закричал что-то, затряс сосульками волос, кивая в сторону девочек: мол, не меня спасай, а тех…
Про тех уже все забыли.
Я посмотрела на них: Люся все еще держалась, откуда только силы? Такая хрупкая, малахольная, всегда последняя на физкультуре. А Ира так и стояла рядом спичкой, в той же позе. Уж не померла ли стоймя?
Здесь, у подножья Храмовой горы, река Вихляйка вширь берет, а зимой, засыпанная снегом, кажется бескрайней, сливаясь с дальним пологим берегом и как бы продолжаясь в нем до горизонта. Посередине реки обычно темнеет несколько промоин – в том месте лед как промокашка, слабый, рыхлый. Видимо, там проходит быстрина, бурное течение точит лед даже в сильные морозы. Как раз в полосе промоин они и находились. Если такие щепки, как Люся с Таней, там проломили лед, – что же будет с Тимуром? Он по весу как раз за двух за них сойдет.
Не знаю, что на меня нашло… Как будто ноги сами понесли. На ходу платок размотала, сорвала с головы… Бегу – а вслед Морковка: «Дерюгина, куда?! Назад, вернись на место!». Поздно.
У Люси – сизое лицо без выражения: все мышцы и зубы дробно трясутся с частотой какого-то заводного механизма, глаза остекленели. «Хватайся за платок! Люся! Пожалуйста!» – прошу я. Она не реагирует. Наконец просовывает вперед прозрачную паучью лапку и вцепляется в платок. Но только я потянула, как он выскользнул из ее окоченевших пальцев. Я снова бросила, но Люся уже была где-то далеко, она словно задремала, голова ее откинулась назад и легла на воду с какой-то успокоенной, нежной улыбкой.
Непонятно было, что делать дальше. Я лежала ничком на ледяной каше и звала: Люся, Люся! Одежда пропиталась снизу водой, обкладывая тело холодом, как глиной… А Ира Левицкая все стояла рядом, застыв над нами черной тенью, как смерть. Смерть… Это была даже не мысль, а внезапная тоска, словно в груди пошевелилось что-то гнусное, вялое – и сразу все показалось напрасным… Было и другое – досада на себя, неловкость за свой порыв – зачем так выделилась, если ни на что не пригодилась? И что теперь – бесславно отползти? Вдвойне позорно… Лучше замерзнуть тут с ними, умереть. А даже если все мы тут умрем, – вдруг явилась простая