Сага. Тонино Бенаквиста
Читать онлайн книгу.
и она, должно быть, легко читается на моей физиономии. Я душу готов продать тому, кто приоткроет мне дверь. Да, я готов глотать обиды, писать всякую дребедень, получать гроши, вообще ничего не получать. Мне это безразлично. Когда-нибудь они сами будут лизать мне руки, хотя еще и не знают об этом.
– А вы почему здесь, Луи?
Чувствую, что он колеблется между пустой отговоркой и потоком откровенности.
– Потому что я так называемый бывший. Предлагать себя для этой работы – просто мой способ побираться. Мое время давным-давно миновало, и сегодня я хватаюсь за что угодно без всякой горечи. Я как старая заезженная кляча, которую не отправляют на живодерню только потому, что она хорошо знает дорогу и мало ест. Впрочем, я ведь только это и умею.
– Что именно?
– Километрами закручивать сюжет.
Спящий беспробудным сном Дюрьец ворочается на своем диванчике. Коридор затопляет новая волна соломенно-желтых карликов, серьезных, как на папском богослужении, готовых показать себя во всей красе. Станик опускает в кофейный автомат пару франков и протягивает мне один из двух стаканчиков. По его словам, телевизионный канал делит это здание с «Примой», и еще на верхнем этаже есть монтажная. Вчера по телефону продюсер спросил, свободен ли я сейчас. Я так и не понял, зачем кому-то срочно понадобился.
– Послушайте, Марко, не будем отрицать очевидное. Если канал собирает в одной комнате молодого ретивого сценариста, готового работать задаром, писучку, промышляющую любовными романами, изнуренного бомжа и «бывшего» в летах вроде меня, значит у них наверняка где-то прокол.
Обычно я к циникам симпатии не испытываю. Особенно когда они выбирают своей мишенью простаков вроде меня. Но в его манере говорить на скользкие темы без всяких обиняков есть что-то привлекательное. Словно он уже хочет установить рабочую обстановку и заранее избавить наши будущие отношения от мишуры вранья. И окончательно похоронить любое яканье. Но все же простачок во мне хочет быть услышанным. С некоторой долей искренности я осмелился сказать, что не могу относиться к этой работе легкомысленно. Уважать придуманную историю – значит уважать тех, кому она предназначена, и самого себя. А сомнительная нравственность заказчиков тут дело десятое.
Весь следующий час я говорил о том, что родился перед телевизором. И это вовсе не голословное утверждение: первая картинка, что я по-настоящему помню, – это отнюдь не материнская грудь, а квадратная блестящая штуковина, которая неудержимо влекла меня к себе. Телик был моей нянькой, моей повседневной усладой, открытием мира, который разворачивался перед моим изумленным взором. Телик был приятелем, с которым никогда не ссоришься и у кого с утра до вечера полно отличных идей. Телик – это толпа героев, научивших меня восхищению. Мои первые восторги и разочарования. Я был из тех мальчишек, что внезапно взрослеют, всего лишь переключив канал. Я рассказал, как вечерами смотрел запретные для меня фильмы через приоткрытую дверь, подобно тому как сам Луи наверняка мог бы поведать о собственных ночных приключениях – с книжкой и фонариком