В палатке сказал мне хороший мой друг

      с веселым и хитрым смешком,

      что точно проходит Полярный круг

      под спальным моим мешком.

      И утром я шел всем ветрам вопреки,

      тепло из мороза творил

      и пламени синие васильки

      заждавшимся людям дарил.

      Я спал на Полярном круге.

      Я брел сквозь дожди и вьюги.

      И словно дыханье подруги,

      где шел я, по трубам текло

      к продрогшей России тепло.

      Страшенный вихрь меня шатал,

      и так России я шептал:

      «Себя, Россия, пожалей

      и будь сама к себе теплей».

      Мне музыка – и ледоход голубой,

      и белой медведицы рев,

      и стали созвездьями надо мной

      все искры моих костров.

      Мне хватит для счастья эвенкской ладьи.

      Мне чукча предложит свой чум.

      Мне надо немного – лишь много любви,

      а остального – чуть-чуть.

      Я спал на Полярном круге.

      Я брел сквозь дожди и вьюги.

      И словно дыханье подруги,

      где шел я, по трубам текло

      к продрогшей России тепло.

      И вновь России я шепчу:

      «Тебе и мне все по плечу.

      Себя, Россия, пожалей

      и будь сама к себе теплей».

      Покатилось яблоко в сугроб,

      и я тундру попросил,

      чтоб сугроб хоть семечко сберег,

      если только хватит сил.

      Как мороз, жесток холодный век.

      Залегли сугробы по крышам.

      Но пробьется яблонька сквозь снег,

      и мы страну отдышим.

      И под Полярною звездой

      тот вечно будет молодой,

      кто среди скрюченных берез

      свое дыханье нес

      всем, кто замерз.

      Замерзают люди без любви.

      Помогла бы хоть пурга,

      чтобы прилетели соловьи,

      сев оленям на рога.

      Ты не бойся страха своего.

      Ветер нас швыряет друг к другу.

      Нет прекрасней в мире ничего,

      чем