Лежал сытый день длинного солнца в период сочной ягоды и жирного зверя. Ленивые тени медленно сползали с деревьев. Деревья нырнули в прохладную листву, будоража в гнёздах сонных птиц. Толстая, как бухгалтер, муха, зависая в паутине, не пыталась жужжать. Мохнатый паук злорадствовал, как налоговое зомби. Покачивалось коралловое ожерелье ягод. Вознёй шуршал бездомный мышонок. Кузнечик почухивал ногу. Качалась былинка.

      Жизнь, как и везде, протекала обыденно. Хрустнула разбуженная ветка ягод. И они задрожали колокольчиками, спрыгивая в траву и пряча солнечный бок. Насторожила уши тишина. Вслушиваясь.

      Это был мальчик, немногим больше десяти зим. Человеческий детёныш проживал на болотах. Так жили его отец, деды и прадеды. Там под ногами качалась зыбь. А над всем, напившись алой зари, тяжело поднималось жужжащее солнце. Так и жили бы они дальше, но налетела ни них другая стая людей, охотников за чужим потомством. В те времена это было не редкостью, намного легче было добывать пищу и находить кров, чем нормальных человеческих детёнышей… Племена и стаи вырождались… Ловцы детей меняли этот живой товар на еду, утварь, оружие, огонь.

      Мальчик смог вырваться. И он бежал. Сколько дней, не помнит, а эти люди тоже бежали за ним по пятам, то настигая, то оставаясь далёко позади. Ему, всё же, удалось оторваться.

      Из-под ног вырвалась испуганная птица. Переходила дорогу лесная свинья, конвоируя полосатый выводок недорослей. Давали стрекача жирные зайцы от рыжего инспектора. Глухари на токовище валили тишину. Он был маленьким мышонком, спасающимся от больших двуногих. Он искал нору, куда можно будет нырнуть вьюном. И залечь, не шевелясь, на дне. Страх загнал его в этот лес, где жила красивая женщина, которая примет его, как близкого по человеческому роду. И стал мальчик жить по законам леса и неба на новом месте.