Рассказы и новеллы из цикла «Личный и духовный опыт». Александр Борисович Гайворонский
Читать онлайн книгу.
такой. Две смежные статьи УК РСФСР обещали от семи до пятнадцати лет лишения свободы, а в особых случаях (если следователь постарается и навешает лишнего) предусматривалась и высшая мера – расстрел. И только в этом диапазоне я мог рассчитывать на варианты. Была зима. Предстоял суд, и по прогнозам адвоката мне могли дать в лучшем случае семерик. Но за мной числилось еще много грехов, никому не известных. Я боялся, что они вскроются на следствии. Тогда бы мне «светила вышка». Я молил Бога, чтобы этого не случилось. Доведенный самим собой и ситуацией, созданной мною же, до отчаянья, я вновь обратился к почти уже забытому Дасможу.
В новогоднюю ночь, за несколько дней до окончания следствия и за два месяца до суда, я обратился к нему, проникнутый искренним раскаянием. Хотите знать, в чем оно заключалось?
Я бредил во снах и заговаривался наяву, от меня шарахались сокамерники, от моего дела отказывались адвокаты, а вертухаи-тюремщики считали сумасшедшим. Про себя и вслух я твердил одно: с меня хватит случившегося, нескольких месяцев заточения уже изменили меня предостаточно, я отсидел свое и сполна понес наказание муками совести, и, если бы чудесным образом меня выпустили на свободу, я искупил бы свой грех, творя только добро. Я плакал по своим родителям, сознавая, сколько горя принес им. Я искренне готов был отдать всего себя в жертву людям. Но каким образом – тогда еще не знал. В кульминационный момент своих терзаний я не выдержал внутренней трагедии и лег животом на заточенный супинатор от сапога. Бессильная ярость на себя, отчаяние и истерика. И никакого расчета – ни на то, что острое стальное полотно может дотянуться до брюшной аорты, ни на то, что в четырехместной камере я оставался некоторое время один. Единственный сокамерник, вызванный на свидание с родственниками, должен был появиться только через час, а вернулся намного раньше.
Несколько месяцев в тюремной больничке: операция, нагноение, повторная операция, авитаминоз, незаживающая рана, флегмона брюшной полости, снова операция. В результате – обезображенный живот, превратившийся в сплошной фиолетово-красный рубец и изъеденный гноящимися свищами, отправка в общую камеру на шестьдесят человек. Драка с заточками, проникающее ранение в мой многострадальный живот, и вновь больничка… Теперь я умирал от сепсиса.
И вот, в новогоднюю ночь, между учащающимися провалами в горячечное забытье я позвал Дасможа и попросил почти невозможного, нет, не подарить мне жизнь: «Дай мне свободу через три года, я отлежусь, подлечусь и буду человеком». Я назвал точную дату, она кое-что значила для меня…
Александр надолго умолк. Слушатели терпеливо ждали продолжения, пока один из них не встал и не произнес требовательно:
– Ты призван быть равным нам, Саша, и если ты не принимаешь правду своей жизни, значит, ты не готов. Решай или уходи.
Этого оказалось достаточно, чтобы рассказчик продолжил. Он даже не изменил позы, словно команда «замри» сменилась другой – «отомри»:
– …Это