… Желание забраться в постель с бутербродом и пультом от телевизора вылетело из головы.

      Как ни странно, причина была в мутном типе из аптеки.

      Даже горка немытой посуды не омрачила настроение – напротив, оно вдруг, на ровном месте, как температура у ребенка, подскочило, усталость, наоборот, как рукой сняло.

      Окинув критическим взглядом комнату, Августа вставила в старенький китайский «сони» диск с Gipsy Kings и взялась за уборку, но уже через минуту принялась двигать бедрами под захватывающий ритм. Темпераментная мелодия захватила, подчинила и унесла, Августа прикрыла веки и отдалась ритму фламенко целиком. В переборах гитары и хриплом соло было столько сдержанной страсти, столько жизни, неистовства и отчаяния одновременно, что к концу песни Ава, тяжело дыша, без сил рухнула на диван.

      Необузданное веселье сменилось дикой тоской, на глаза выступили слезы. Господи, да что же это такое? Что с ней происходит?

      Истеричка.

      Утерев невесть откуда взявшиеся слезы, заставила себя построиться и двинуться на кухню.

      Она не романтическая барышня, она – кормилица, она – опора и глава семьи. Ей нельзя раскисать.

      И все-таки здорово, что Данька не выкинул какой-нибудь номер и не назвал ее по имени при этом убогом.

      – Кто такой, чего хотел, о чем говорили? – Данька, конечно, засыпал вопросами, но это уже было не опасно – дверь была заперта.

      О чем они говорили?

      Августа мысленно перенеслась на лестничную площадку.

      В подъезде случилось что-то важное – вот только что? Ничего же сказано не было. Ах да! Он назвал себя Матвеем.

      – Ма-тве-ей, – нараспев произнесла она и включила кран. На вкус имя было терпким и вязало рот, не хуже черной рябины. Надо признать, несмотря на мятые шорты, небритость и идиотскую футболку, парень не утратил мужского обаяния. К тому же Матвей не наркоман. Не дистрофик. Не алкоголик. Не сектант. Не бандит. Может быть, бабник – все лучше, чем женоненавистник. И