Нина росла послушной и покладистой, с ранних лет помогала матери по хозяйству, выполняя работу которую сверстникам не доверяли. Ходила на птичник, не ради забавы, думала, что если каждую не погладит и с руки не покормит, то курочки обидятся могут. Вставала на рассвете и вместе с Настасьей на работу собиралась.

      – Ну, пожалуйста, – уговаривала маму девочка, – я мешаться не буду, помогу, курочек покормлю, водицы им налью, да и вам легче.

      – Да что ж тебе неугомонной, дома не сидится и по улице не бегается? – удивлялась Настасья.

      – Да пусть идет, раз её так хочется. – заступался за дочурку Петр.

      – Но тогда, идем.

      Птичник располагался не далеко от дома, ближе, чем коровник и телятник, а свинарник вообще за выселками у полей стоял. Туда и пристроилась пришлая Ефросинья. Работа тяжелая, зато денежная, все рты прокормить сдюжит. Настасья по её поводу особо не переживала. По селу много дурного по душу её ходило, эти сплетни и успокаивали. Да и не верила Настасья, что Петр её на особу такую глаз положить может.

      – Мама, мама, смотри, бабочка! – по лугу вдоль дороги летала огромная Крапивница с красивыми крылышками. Нина уже хотела её поймать, но Настасья не позволила.

      – Не надо! У них и так жизнь коротка, пусть летает и глаза радует.

      – А почему? – удивилась Ниночка.

      – Все мы рождаемся, живем и умираем. Каждый в свое время. А у бабочки на всю жизнь всего день один.

      – Так мало? – слезка покатилась по румяной щечке.

      – Ты чего? – женщина остановилась, склонившись к дочери. – Утри слезки, уныние страшный грех. Для нас это день, а для нее это целая жизнь. Да и природу уважать нужно, а коли все живое да красивое себе присваивать, ничего на Земле родной не останется.

      – Хорошо, что курочки не бабочки. А то кто бы нам яички нес. – задумалась девочка.

      – И правда. – Настасья улыбнулась.

      – Мама, теперь я буду каждый день их навещать и всех с руки кормить.

      – А зачем с руки то?

      – Как зачем, а вдруг они обидятся, и яички нести не будут. А еще я им всем имена дам и любить каждую буду.

      Малютка, трех годков отроду с радостью ходила на птичник, наливала с половинку ведерка, да в поильники подливала. На балансе в те года было с шестьсот голов. Ниночка знала каждую, говорила, что у животинки всякой, свой характер, так и различала, а любимицей была Белоголовка, так как пуще всех от других окрасом отличалась. Любила наблюдать за их повадками, да подмечать, кто чем занят. Одни хорохорились, другие копошились, и только одна с белехонькими перышками на головке всегда с любопытством наблюдала за девочкой.

      Ефросинья, как и обещала от Петра не отступилась. Красовалась перед ним при малейшей возможности. А на уборке озимых под колеса трактора кинулась, вроде бы птичкино гнедо подметив. В извинения студеное молоко в поле носить стала. Мужики посмеивались, а Петру в забаву