Ивана вызвали поздним вечером. Следователь, с тонкой шеей и длинными руками, спросил фамилию, имя, отчество. Заполнял протокол медленно и очень разборчиво. Протянул Ивану:

      – Подпиши.

      Иван тут же вознамерился подписать, но тот остановил его:

      – Прочитай сначала, обормот.

      «Обормот» прозвучало вдруг для Ивана музыкой, разорвало казенную нудность, и он, помимо воли, расплылся в улыбке. И следователь улыбнулся, голова его при этом склонилась на бок, ровно бы он дал отдых шее.

      Иван прочитал. Все было написано правильно. Расписался. Спросил:

      – А когда меня судить будут?

      – В зону захотел? – в голосе следователя опять прозвучала усмешка.

      – Нет. Суд оправдает.

      – А на меня не надеешься?

      – Нет, – не решился соврать Иван.

      – Домой готовься послезавтра. Нашли бархат, а шелк уплыл.

      Иван даже растерялся от такой великой неожиданности. Сердце заколотилось так, что, кажется, самому стало слышно. Какие-то слова рвались наружу – «спасибо» или другие похожие, но вдруг напугался до конца поверить и напугался неверием спугнуть ясную надежду. А улыбка так и ползла по лицу; и вовсе не в такт ей, не шибко понимая, о чем говорит, спросил по-деловому:

      – Где нашли-то?

      – Много знать будешь – такой же, как я, станешь.

      – Может, вы меня сейчас отпустите?

      – Подождешь. Завтра привезут Камаляна, я и побеседую с ним при тебе.

      – Так это Камалян украл материал? – спросил он.

      – Он и его сожительница.

      Вот это было в самое темечко. Иван мысленно охнул, все его естество запротестовало: нет, нет! Не может быть, чтобы Ящерка – тоже! Или она нарочно заволокла его к тем дубкам? Неужели все ее слова были актерством?..

      – Вот что, Иван Сверяба, – сказал следователь. – Слушай безо всякого суда мой приговор: вымыть весь коридор и этот кабинет. Вон в углу ведро и швабра… Да не вздумай сорваться, внизу охрана…

      Последние две ночи и день были для Ивана самыми длинными. Из встречи с Камаляном