Прошли еще три дня, теперь вопрос задала уже Фатима:

      – Госпожа, не слишком ли большая у вас задержка?

      – Какая задержка?

      – Вы беременны?

      – Не знаю, кажется.

      – Сколько дней просрочено?

      – Десять.

      – Ладно, пока ничего говорить не будем, еще через несколько дней Зейнаб посмотрит. Молчите.

      Конечно.

      Это Роксолана понимала и сама, нельзя говорить раньше времени, наоборот, стоит молчать, пока такая возможность есть. Чем меньше людей знает о беременности, тем лучше.

      Фатима не могла понять:

      – Она же кормит ребенка?

      Зейнаб вздыхала:

      – Госпоже очень хочется родить Повелителю дочь… Аллах всегда помогает в таких желаниях.

      А в воздухе висел вопрос: что же дальше?

      Султан охотился, а в гареме женщины снова мучились этим вопросом. Конечно, многие будут рады невольной отставке Хуррем, даже если на время беременности. Это означало свободное место на ложе султана, возможность испытать счастье и себе. Роксолана мысленно уже видела, как в спальню к Повелителю кизляр-ага провожает кого-то другого.

      Попросить у Зейнаб средство, чтобы избавиться от ребенка до возвращения Сулеймана? Была и такая мысль, такой грех, но Роксолана тут же выбросила ее из головы и дольше обычного в тот вечер стояла на молитвенном коврике. Какому богу молилась? И сама не знала, просила только простить за грешную по любым меркам мысль об избавлении от дара божьего – ребенка от любимого.

      С такими мыслями ей было не до Ибрагима, даже не вспомнила грека, не почувствовала его мстительный интерес. Зато мысли крутились вокруг одного: как, потеряв возможность бывать на ложе Повелителя, не потерять его самого. Любовь ведь не только в постели, она, прежде всего, в сердце. Как остаться нужной, интересной Сулейману, когда любить его на ложе уже будет нельзя?