Рейд. Оазисы. Борис Конофальский
Читать онлайн книгу.
ему давление, как спрашивал, и спрашивал, и спрашивал его о чём-то. Голос этого генетика был приглушённый, словно он говорил через трубу, да и сам он расплывался, казался, каким-то странным, каким-то кривым, неестественным.
Он не помнил, как его раздевали и укладывали, делали уколы, вставляли ему в вены капельницы. Он почти ничего из этого не помнил.
Глава 2
Рука чуть выше локтя саднила или сильно чесалась, словно свежая рана. Хотелось расчесать. Расчесать ногтями, чтобы избавиться от этого неприятного чувства. Это мерзкое ощущение и привело его в чувства. Он пошевелил здоровой рукой и вдруг понял, что… Он плавает в какой-то жидкости. Она обволакивала всё его тело, кроме лица. Нет, это была не вода. Он пошевелил пальцами. Потёр ими друг о друга. Жидкость была… липкая и упругая какая-то. И она воняла, кажется, тухлятиной или… Трудно сказать, чем-то похожим на тухлятину, чем-то сладким. Горохов открыл глаза. Белая пластиковая ванна, старая. Она вся в царапинах, кое-где в трещинах, да ещё и грязная. Он попытался пошевелиться. И вдруг понял, что привязан. Привязан. Он удивился и захотел осмотреться, но не смог. Он видел только потолок и лампу.
Свет единственной лампы. Грязный потолок. Тишина. Он привязанный плавает в какой-то мерзости, только лицо над поверхностью.
Он чувствовал себя вполне нормально, вот только это неприятное ощущение в левой руке никак не унималось. Да и жижа эта воняла. Хотелось почесаться. Он попытался правой рукой дотянуться до левой, чтобы понять, что с ней, или хотя бы почесать. И услышал:
– Сэ… Сэ… Сэээ…
Горохов замер. Кто-то пытался с ним заговорить, что ли? Пытался что-то сказать?
«И что это значит?»
Ему почти в глаза светила лампа, он мало что мог различить, и тут лампу закрыла фигура:
– Я… Я… Я… Се… Се… Я развяжу вас. Только вытащу и… и…и… Капельницы.
Вот в чём дело, он не только был привязан, он ещё был утыкан иглами капельниц. Горохов видел, как ужасные руки, похожие на корявые стволы пустынной колючки, с пальцами, на которых распухли суставы, вытаскивали из него иглы, одну за другой.
Потом в странной и уродливой руке появился скальпель, обычный хирургический скальпель, и этот скальпель быстро перерезал верёвки, что держали его.
– Кто вы? Вы доктор? – С трудом после молчания произнёс Горохов.
– Ва… Ва… Ва… Ва-а… – Человек старался что-то сказать и, не справившись с этой задачей, решил закончить иначе. – Генетик. Меня тут так все зо…зо… зо… Называют.
«Генетик Валера», – вспомнил Горохов. Он с трудом вспоминал тот вечер, с большим трудом. Но это имя и профессия у него в памяти отложились.
– По… по… По-о… Вы можете пошевелиться?
Заика. Да ещё с таким голосом. Этот голос не нравился Горохову, во-первых, высокий, если не сказать, что писклявый, а во-вторых, заискивающий, словно человек извинялся всё время. Но нравится или не нравится, просьбу Генетика он стал выполнять: сжал и разжал кулаки, левый кулак сжать не удалось совсем, потом подогнул ноги, положил правую руку на край ванны, повертел головой туда-сюда.
Всё работало.