Я не люблю ночь. Нет привычной суеты и шума, сотен людей, проходящих мимо меня днем. Не хватает хихиканья и перешептываний продавщиц, и строгих упреков старшей по смене. Одиноко. Я ловлю уличные огни и свет фар ночных такси, проникающие сквозь витрины. И только на рассвете приходит успокоение и обновление. Первые солнечные лучи окрашивают в оранжевый цвет платья, костюмы и пальто. Я ожидаю, словно Второе Пришествие, звяканье ключей в подсобке, бренчание колесиков уборочной тележки и недовольное сопение тети Оксаны. Противная старушка, въедливая и злопамятная. Но в это ранее время я люблю ее безусловной любовью. Моя живая вода и надежда. Внимательно ловлю каждое слово:

      – Вот, Ленка, стерва, грызла орешки под прилавком. И стоят, чешут эту волосню. Поотращивают кудри, а мне собирай. Вот бы с ножницами пройтись по всем отделам и повырезать косы. Ох, гниды, мимо мусорного ведра бросают. Какая же напасть на старости лет убирать за этими пигалицами с нарощенными когтями.

      Уборщица в синем халате и тонкой трикотажной шапочке постепенно переходит из отдела в отдел огромного универмага, толкая перед собой тяжелый инвентарь. Ее ворчанье становится все тише и тише. Скоро я услышу стук каблучков молоденьких продавщиц и шарканье подошв ортопедических туфель пожилой кладовщицы. Универмаг начнет дышать полной грудью.

      Но я ожидаю ее, Эмму, мою Пиковую Даму. Она всегда опаздывает, прибегает за прилавок запыхавшаяся, с размазанной помадой и растрепанными волосами. Быстро приводит себя в порядок и идет в туалет рисовать широкие черные стрелки на глазах. Потом возвращается обратно в темно-зеленом облегающем костюме с оранжевыми вставками. Такая дерзкая и уверенная. Волосы, выкрашенные в черный цвет, Эмма пышно взбивает и перевязывает оранжевой косынкой.

      Я обожаю эту девушку, особенно, когда на нее находит вдохновение. Тогда Эмма опирается на прилавок и пишет стихи в толстую тетрадь. Она шепотом подбирает слова, которые тонут в людской толпе, но я слышу:

      Я заблудилась в твоем сердцебиении,

      И все кругом теперь ненастоящее.

      И в этом страстном наваждении

      Мне не нужна заря всходящая.