Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации. Иван Саблин
Читать онлайн книгу.
друг с другом в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Более того, ДВР можно интерпретировать как одно из первых «свободных государств», которое в 1918–1922 годах Советская Россия, Япония и США стремились включить в свои неформальные империи при помощи политических и экономических механизмов. Кроме того, в 1920 году ДВР все еще считалась каналом для экспорта мировой революции в Восточную Азию – революции, которая прямо указывала на подчинение «освобожденных» монгольского и (в перспективе) корейского народов большевикам[71] как центру нового имперского образования в его формальной (СССР) и неформальной (Коминтерн) ипостасях[72].
Однако Дальневосточная республика радикально отличалась от Маньчжоу-Го или Монгольской Народной Республики, двух ярких примеров нового империализма 1920–1930-х годов: в случае ДВР не существовало этнонациональной категории, на которую могли бы опереться конкурирующие империи[73]. Отсутствие отдельной дальневосточной нации привело к тому, что ДВР, как и другие региональные государственные образования, заняла особое место в советских конфедеративных и федеративных проектах 1918–1922 годов. Из восьми республик, подписавших протокол о передаче Советской России прав представительства на Генуэзской конференции 1922 года и тем самым запустивших процесс юридического оформления Советского Союза, только у трех – Бухарской, Хорезмской и Дальневосточной – были региональные, а не этнонациональные названия, причем из этих трех лишь в ДВР было русское большинство. Более того, ДВР была не федерацией, а унитарным государством, и ее руководители открыто называли ее русским государством, несмотря на существование четко выраженных националистических дискурсов корейского, бурят-монгольского, украинского и других национальных меньшинств. В этом отношении ДВР отличалась и от Крымской Автономной Социалистической Советской Республики, основанной в 1921 году в рамках РСФСР. В Крымской республике русские тоже составляли большинство, но она создавалась в первую очередь для крымских татар[74].
Существование в рядах большевиков разных групп, а также нерешительность их руководства в региональных вопросах и его зависимость от информаторов на местах противоречат интерпретации ДВР как инструмента односторонней большевистской политики. Хотя ДВР сыграла важную роль в отношениях между Москвой и иностранными государствами, задумали и создали республику отнюдь не в Москве. Более того, московское большевистское руководство позволило дальневосточным большевикам и небольшевистским политическим акторам – эсерам, меньшевикам и либералам – наполнить идею республики политическим содержанием, тем самым сделав их соавторами (а то и основными авторами) политики Москвы в регионе.
Продолжая дискуссию о многообразии большевиков, начатую Лилианой Ригой[75], можно отметить, что изучение российского Дальнего Востока позволило выявить еще несколько существенных различий среди членов партии,
Дальневосточная политика Советской России. C. 174–178, 204–205, 208–212; ВКП(б), Коминтерн и Корея, 1918–1941 гг. / Отв. ред. Х. Вада, К. К. Шириня; ред. – сост. Г. М. Адибеков, Х. Вада, Н. Мидзуно, К. К. Шириня, Ю Хё Чжон; сост. Ж. Г. Адибекова, Л. А. Роговая. М.: РОССПЭН, 2007. С. 132–133.
Строительство новой нации оказалось чрезвычайно тяжелой задачей и для японцев в Маньчжоу-Го, несмотря на наличие маньчжуров и даже монарха, принадлежащего к этнически маньчжурской династии Цин (