Главный бой. Юрий Никитин
Читать онлайн книгу.
сам привык идти на смерть, не раз посылал других, но то воины, сами выбрали дорогу, которая ведет как к славе и богатству, так и к смерти, а могли бы мирно пахать землицу… но за всю свою жизнь никогда не убивал женщин и не содействовал их убиению! Даже на злодеек рука не поднималась. А сейчас его поставили перед мучительным выбором. Имеет ли он право распоряжаться чужими жизнями?.. Да еще не ради спасения, скажем, Отечества, а вот ради… ради чего?
В дальних скитаниях… да что там в скитаниях, даже на Руси приходилось слыхивать, как чужие уговаривают принять новую веру, ибо с нею жить легче: стыд – не дым, глаза не выест, поклонись – спина не переломится, с сильным не борись… Да, эта вера для слабых, с нею жить и выживать легче, но разве он не слаб перед бессмертными?
Было страшно и жутко от осознания безнадежности, ибо внутри нечто огромное твердило, что да, он не слаб даже перед богом, все равно не поклонится, это у слабых спины как веревки, а сильные принимают удары на себя. Слабые есть в любом племени и любом народе, их большинство, но любой народ обречен, если в нем начинают кланяться даже сильные, если гордость уступает смирению и покорности…
Милена умерла во сне. Утром ее обнаружили застывшей, лицо спокойное, глаза закрыты. Белоян определил, что поела не тех грибов, в это время в лесах погани, как никогда. Владимир прислал гонца со словами жалости, Милена была настоящей женой: ласковой, приветливой, работящей, никто не слыхивал от нее дурного слова, все ее любили, и всех опечалила смерть хорошего человека, в то время как всякая мразь шастает взад-вперед, и никакая мара ее не берет.
Добрыня скрежетал зубами, ярился, но в глубине души испытывал страшное и стыдное облегчение. Все уже свершилось, не передумать. Милену наверняка взяли на небеса, а у него вместо страшного бремени выбора останется только тягостное чувство вины.
После недельного заточения он впервые вышел во двор. Даже проводил повозку с гробом до кладбища. Милену захоронили по обычаю полян: в деревянной домовине, чистой одежде, на глаза положили серебряные монеты, дабы заплатила за перевоз. В правую руку дали прялку: Мокошь любит, когда женщина является со своей, не одалживается.
Его утешали, хлопали по плечам, а когда все деликатно оставили его у могилки одного, он долго стоял бездумно, опустошенный, как дупло старого дуба, из которого выгребли и пчелиный мед, и орехи, запасенные белками, потом сел, уронил голову.
Деревья тихо и сочувствующе шелестели, опускали зеленые ветви, касались непокрытой головы, плеч. Под сапогами шелестела мягкая трава. Кладбище настолько заросло травой, кустами и деревьями, что зеленые холмики уже через год-другой прячутся в зелени.
Багровое солнце медленно опустилось за верхушки деревьев, на мир легли сумерки. В темнеющем небе зажглись звезды, а половинка месяца, как утлая лодочка, начала торопливо пробираться до спасительного края земли. Темные волны облаков захлестывают, топят, но упрямый човник борется, выныривает, пробирается…
Земля под ногами едва слышно дрогнула. Донесся