Николай Гумилев. Юрий Зобнин
Читать онлайн книгу.
Кому нужна лекция… в стихах? Тогда, может быть, читателя привлекают формальные находки, удачное сочетание звуков и красивых выражений? Но такой читатель кажется снобом: поиск самодостаточной красоты не превращается ли в пустую словесную эквилибристику, фокусничество? Не привлекает Гумилева и современный экзальтированный читатель, непременно ожидающий от поэта чуда, тогда как подобное ожидание было бы более уместно в отношении спирита-медиума, либо на худой конец фокусника в цирке. «Картина безотрадная, не правда ли?».
8) Тем не менее даже сейчас подлинные поэты, поэты духовно зрелые и сознающие свою особую миссию среди «литераторов», существуют, хотя читательская аудитория их, к сожалению, невелика.
«…Может быть иной читатель, читатель-друг. <…> Только при условии его существования поэзия выполняет свое мировое назначение облагораживать людскую породу, – пишет Гумилев, и тут же иронически замечает: – Такой читатель есть, я, по крайней мере, видел одного».
9) И в то же время некоторые признаки обещают, что в будущем, возможно в ближайшем будущем, обстоятельства вдруг сложатся так, что подлинные поэты внезапно обретут невиданную читательскую аудиторию и будут играть принципиально важную роль в истории человечества.
В этом, последнем, пункте своих рассуждений Гумилев очень невнятен. «Если бы я был Беллами, – пишет он, – я написал бы роман из жизни читателя грядущего. Я рассказал бы о читательских направлениях и их борьбе, о читателях-врагах, обличающих недостаточную божественность поэтов, о читателях, подобных д, аннунциевской Джиоконде, о читателях Елены Спартанской, для завоевания которых надо превзойти Гомера. По счастью, я не Беллами, и одним плохим романом станет меньше»… (Когда читаешь эту невнятицу, замечаешь вдруг, что волосы начинают подниматься дыбом, ибо в какой-то момент до тебя доходит, что в контексте почти сразу следующего за этой статьей российского исторического периода, растянувшегося на семьдесят с лишним лет, будут обозначать «читательские направления и их борьба», какими будут «читатели-враги» и какими методами они буду пользоваться, и почему для завоевания пассивной читательской аудитории нужно станет в буквальном смысле превзойти Гомера…)
И вот теперь, выслушав самого Гумилева, можно попытаться задать ему наш главный вопрос:
– Николай Степанович, так все же что, на Ваш взгляд, главное в Вашем творчестве для тех читателей, которых Вы числите в друзьях?
Надменно-снисходительный взгляд свысока – ведь я уже все сказал! – глухой, слегка тянущий слова, как будто бы мурлыкающий голос, медленный, веский тон:
– СИМФОНИЯ РЕЛИГИИ И КУЛЬТУРЫ, КОНЕЧНО, ИБО Я – ПОЭТ!
«Слово ПОЭТ, – свидетельствует К.И. Чуковский, – Гумилев в разговоре произносил каким-то особенным звуком – ПУЭТ – и чувствовалось, что в его представлении это слово написано огромными буквами, совсем иначе, чем все остальные