Неверная. Костры Афганистана. Андреа Басфилд
Читать онлайн книгу.
может иметь афганский народ против талибов и любой другой злой силы, желающей утвердиться в Афганистане, – это образование. Так, во всяком случае, мне сказал Исмераи.
Исмераи был одним из последних моих знакомых и приходился Хаджи Халид Хану дядей.
– Когда умеешь читать и писать и самостоятельно добираться до сути, Божью правду увидеть куда легче, – объяснил он, сидя на одеяле, расстеленном на траве в саду, и втягивая дым из сложенных ковшиком рук. В его ладонях скрывалась афганская сигарета. – Образование – ключ к счастливому будущему Афганистана, Фавад, потому что оно побеждает невежество и нетерпимость и открывает путь к новым возможностям. Владея знанием, человек владеет силой – силой принимать осознанные решения, силой отличать правду от лжи и силой строить свою судьбу в согласии с Божьей волей. Он сильнее невежды, который только и может, что слепо принять учение, навязанное ему другими. И, кстати, о слепоте… – Исмераи прервался ненадолго, чтобы выпустить изо рта струю дыма, – я посоветовал бы твоему другу Пиру Хедери быть осторожнее, когда он рассуждает вслух о талибах. Всякий может сбрить бороду и сменить тюрбан, но это не означает, что человек изменился.
Сделав еще одну затяжку, он добавил загадочно:
– Мы не одни.
Я кивнул, мысленно повторив услышанное, чтобы запомнить. И пообещал:
– Ладно, я ему передам, – потому что уважал Исмераи и верил, что зря он ничего не скажет.
Он курил наркотики, чего моя мать не одобряла, но в моих глазах это делало его только интереснее.
Хаджи Халид Хан часто привозил к нам Исмераи, потому что Джорджия дружила со всей его семьей. Она сказала, что знакома с его родными и двоюродными братьями и даже с детьми, и меня перестало удивлять, что она так и не научилась стирать самостоятельно, – слишком занята была, видно, коллекционируя афганцев.
С того дня, как Хаджи Халид Хан, со своей армией телохранителей и манерой пожимать руку обеими руками, вошел в мою жизнь, наше общение с Джорджией стало всего лишь данью вежливости. Мы разговаривали, конечно, но я предпочитал держать дистанцию, а Джорджия не пыталась ее сократить. Отдалились мы по моей вине, но я ничего не мог с собой поделать. Мне казалось, что меня предали. Отодвинули. Подманили и оттолкнули.
Джорджия наверняка все понимала, потому что, когда она заезжала теперь за мной к Пиру Хедери, я выдумывал всякие отговорки или просто говорил, что занят, – лишь бы не ехать с ней домой, – и больше не позволял ей брать себя за руку.
– Я не ребенок! – крикнул я в последний раз, когда она попыталась это сделать, и, видимо, обидел ее, потому что она тихо ответила:
– Фавад, я никогда… никогда не относилась к тебе как к ребенку.
– Ты сказала маме, что я пил пиво! – сердито напомнил я.
– Ну, один раз, может быть, – согласилась она.
И ушла, а я остался, чувствуя одновременно и злость, и угрызения совести, – ведь на самом деле ничего худого она мне не сделала, и винить я мог только себя.
–