После бабушкиной смерти для меня все изменилось. Мы переехали в меньший, однако более изящный дом, расположенный на Ноб-Хилле. Саут-Парк «опустился», как печально констатировала мама; новые дома вокруг парка строили больше из дерева, чем из камня, разделяли на квартиры, торговцы и молодые парочки начали вытеснять старых виргинцев, которые любили прогуливаться в шляпах, украшенных лентами, и с черными зонтиками от солнца. Мы разделили наш старый дом на квартиры и сдали верхний этаж молодоженам, а нижний – вдове-еврейке с маленькой дочерью. Затем, как и другие состоятельные люди, мы перебрались на Ноб-Хилл, благо открывавшийся оттуда вид был практически полностью окутан густым пушистым туманом.

      И я стал свободным. Хотя несколько раз я ходил с мамой на рынок или в парк, большинство моих впечатлений ограничивались видом из окна детской: стая гусей с гусятами; компания в открытом экипаже, собравшаяся на пикник; молочник, укрывший бидоны влажным ковром, чтобы те сохранили прохладу в эти жаркие осенние дни. Любая собака или кошка, которые принюхивались и поднимали взгляд, вызывали во мне волнение, какое испытал бы астроном, увидевший, как лунные жители оглядываются и улыбаются ему.

      Так что я был потрясен, когда однажды утром мама, сидя за своим туалетным столиком, сказала, что возьмет меня в Вудвордс-гарден. В свои шесть лет я был немного крупнее сверстников, но внешне не имел с детьми ничего общего. Мама грела шпильку над свечой, чтобы завить ресницы, мне же было доверено очистить гребень от волос и сложить их в керамическую копилку. Мне нравилось, как туго стягиваются в пучок сильные и чудесные волосы; я любил прикасаться к длинным прядям, таким красивым и воздушным, когда я вытаскивал их из гребня, и таким темным и волнистым, когда погружал их в фарфоровую копилку. Мама плела из волос разные вещи. Из дедушкиных волос она сделала браслет, который бабушка забрала с собой в могилу, потом мать сплела еще один – из папиных волос, переплетенных зеленой лентой. Его мама носила на запястье вместе с крохотным эмалевым портретом отца даже после того, как папа пропал.

      – А что такое Вудвордс-гарден? – спросил я, прижавшись к ней.

      Мама грустно улыбнулась и взяла меня за руку.

      – Это парк. На улице.

      – А-а.

      – Имей в виду, там будут дети.

      Не «другие дети», а просто «дети».

      – А-а.

      – Медвежонок, – нежно сказала мама. Я всегда был ее «медвежонком». Я опустил последний волос