– ГДЕ ОНА?! – орал сам Нирикус Ортибах, потрясая своими перстами в воздухе: – ГДЕ СМЕРТНИЦА?!

      – Дык здесь была… – Незадачливый инквизитор-страж кивнул в сторону помойной кучи, собравшейся возле шеста, к которому еще несколько дней назад была привязана блудница.

      – О великий Нирикус, – начал было дрожащим голосом один из стоящих в балахонах из числа старших инквизиторов. – Так ритуал же полагает очищение в одиночестве. Потому народ и носа не казал на замковую площадь.

      Вдруг гримасу ярости на лице Ортибаха сменил дикий страх, прежде чем он вымолвил трясущимися губами:

      – Жужжма…

      Его глаза остекленели, и рот исторг нечеловеческое стрекотание. Одним резким движением запрокинув голову к небу, главный праведник начал вещать:

      – ВЫ! Смертные… Как посмели упустить мою жертву?!

      Глотка Ортибаха издавала меж тем нехарактерное бульканье и щелчки:

      – Найдите ее… ценой своих жизней! Иначе весь Шервиль послужит для меня неплохой закуской в прелюдии к великому яйцекладу.

      Голова Нирикуса дернулась, и он задрожал еще больше, валясь на колени, дабы присоединиться к склонившейся толпе. А когда опомнился, понимая, что Жужжма разорвала мысленную связь, то толкнул распластанных на полу старших инквизиторов, крича:

      – Слышали, что приказала паучиха? Найти смертницу!

      – Да, о Великий… – проронили они, поднимаясь на ноги и помогая встать главному инквизитору, придерживая его грузную тушу за подмышки с обеих сторон.

      – И пока ее не найдете, чтобы носу вашего в Луар Шере не видел! – Нирикус закричал на них после того, как полностью поднялся с плит площади, испачканных успевшими сгнить овощами, коими не так давно порицали блудницу в соответствии с ритуалом.