© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

      Даниил Хармс и конец русской литературы

      Слова «происшествие» и «случай» в произведениях Даниила Хармса встречаются почти так же часто, как у Н. В. Гоголя[1] – его любимого писателя, с произведениями которого он познакомился не позднее чем в 10-летнем возрасте: «Даня читал из Гоголя „Ссора Ив. Ив. и Ив. Ник.“, – записал в дневнике отец Хармса 13/26 января 1916 г. – Он и вчера читал вслух»[2].

      Реминисценции из гоголевской «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» встречаются уже в одном из первых хармсовских произведений: в стихотворении «О том как иван иванович попросил и что из этого вышло»[3] (1925), где само заглавие отсылает к гоголевской повести, сюжетом стихотворения является история ссоры Ивана Ивановича (с женой), а в тексте содержатся реминисценции из «Ивана Федоровича Шпоньки и его тетушки» – еще одного произведения Гоголя.

      Уже в следующем году для первой своей публикации Хармс изберет (или специально напишет?) стихотворение «Случай на железной дороге», в заглавии которого прямо обозначит, как станет впоследствии очевидным, любимую сюжетную форму: случай. Потом эти случаи в нескольких десятках его произведений будут начинаться (или сопровождаться) неминуемым словом однажды, и однажды Хармс составит из них сборник, который так и назовет: «Случаи»[4].

      Несколько факторов в творческой и интеллектуальной биографии Хармса способствовали тому, что раннее (возможно, подражательное) его увлечение приобрело в конце концов статус одной из самых характерных черт творчества писателя.

      По-видимому, в январе 1927 г. Хармс познакомился с С. Я. Маршаком[5], который с 1924 г. заведовал Детским отделом Госиздата, – под крылом Маршака периодически вырастали то один, то другой журналы для детей. Но, судя по записным книжкам, начало интенсивного (чуть ли не ежедневного) их общения приходится на ноябрь-декабрь того же года[6], когда затевался новый детский журнал «Ёж», выход в свет которого был намечен на январь 1928 г.: Хармсу, не написавшему до тех пор ни одного произведения для детей, было предложено сотрудничество. Насколько ему пришлось по душе это неожиданное предложение, можно судить по энергичному творческому отклику молодого писателя.

      К середине декабря 1927 г. был написан «Иван Иваныч Самовар»[7]. Следом за «Иваном Иванычем Самоваром» публикуется «Иван Топорышкин»[8]. В том же году выходит книга «Театр»… Работа Хармса для детей с этих пор становится постоянной на всю дальнейшую жизнь писателя. Можно объяснять это причинами внешнего характера: невозможностью печатать другие свои произведения, необходимостью постоянного заработка и так далее. Но были здесь и содержательные творческие мотивы.

      Органичность для Хармса предложенной ему в 1927 г. работы в детской литературе состояла в том, что предстоявшая творческая задача содержала свойство, соответствовавшее его представлению о том, какова должна быть литература: отсутствие между действием и его следствием (или следующим действием) опосредствующих разъяснений и уж тем более многоречивых психологических мотивировок и невозможность многосмысленных интерпретаций происходящего (впоследствии Хармс будет это явление называть «чистотой порядка»).

      Поочередным шествием за чаем семи персонажей «Ивана Иваныча Самовара» подготовлена простая и недвусмысленная мотивировка финала:

      В этом первом хармсовском детском стихотворении еще был намек на нравоучение (Иван Иванович «кипяточку не дает» опоздавшим и лежебокам), но этот резонирующий финал практически поглощался описанием бесконечной череды все идущих и идущих к самовару персонажей, будто стихотворение было написано не ради этого финала, а для демонстрации самого по себе кумулятивного эффекта, выходящего за рамки логической мотивировки.

      Череда перипетий Ивана Топорышкина и пуделя, какими бы экзотическими они ни оказывались, преподносится как не требующая никаких комментариев и интерпретаций: все происходило так и не могло быть иначе.

      А если уж кто-то очень непонятливый и дотошный настойчиво потребует разъяснений: