Все семейство выехало в Гаген.

      Я, один во всем огромном доме,

      меряю шагами галереи.

      Мне забавны – отблеск позолоты,

      пеликаны те резной работы,

      облака, что мчатся в эмпиреи.

      Как люблю я тучи! И хмурый свет в округе.

      Словно крепости. Или мои большие фуги.

      А потом придет вечер. Я скроюсь в беседке.

      Ведь лучше всех скрипок моих,

      на которых играл я в ударе,

      и всех жемчугов, что хранил я в футляре,

      чем сынов моих фуги, чем мечты и виденья,

      этот сладостный миг, этот миг вдохновенья,

      этот миг, когда видишь сквозь ветки и купы

      небывалый, огромный, неистовый купол –

      это звездное, это весеннее небо!

      И начинает уставать вода.

      И это означает близость снега.

      Вода устала быть ручьями, быть дождем,

      По корню подниматься, падать с неба.

      Вода устала петь, устала течь,

      Сиять, струиться и переливаться.

      Ей хочется утратить речь, залечь

      И там, где залегла, там оставаться.

      Под низким небом, тяжелей свинца,

      Усталая вода сияет тускло.

      Она устала быть самой собой.

      Но предстоит еще утратить чувства,

      Но предстоит еще заледенеть

      И уж не петь, а, как броня, звенеть.

      Ну, а покуда в мире тишина.

      Торчат кустов безлиственные прутья.

      Распутица кончается. Распутья

      Подмерзли. Но земля еще черна.

      Вот-вот повалит первый снег.