Вечером я зашел на веранду. Хезер в малиновом балахоне, нервно покусывая ногти, качалась в кресле перед монитором.

      – Тебе нужен компьютер? – спросила она.

      – Ага.

      – Я освобожу скоро.

      – Не торопись, я подожду.

      Легко быть терпеливым, если вас всего двое, то-то начнется, когда приедут все. Впрочем, для такого случая имеется доходчивая табличка, закрепленная на видном месте: «Не занимайте компьютер и телефон более чем на десять минут».

      Я медленно фланировал вдоль стены, надеясь чем-нибудь развеять скуку ожидания. На полке с книгами наваливались друг на друга карманные романчики в мягких переплетах, столпами сдерживали их от падения несколько плотных томов Гарри Поттера. После книг шла полка с компакт-дисками. Альбомы исполнителей поющих на английском языке, разумеется. Я снял единственный диск без слов – сборник классической музыки. Дальше на стене висели общие фотографии Кэсинговского персонала последних лет. Большинство лиц от снимка к снимку не повторялись, но небольшая группа – неугомонные оптимисты – возвращались по нескольку раз.

      – О, Хезер, а вот и ты! – сказал я, заметив канадку на одном из фото.

      Она крутанулась в кресле, поправила руками очки и подтвердила, всмотревшись:

      – Да, это я. Два года тому назад.

      Удивительным было то, что на каждом из снимков среди персонала не попадалось больше одного чернокожего – вожатого или кого-то из поваров. Я хотел полюбопытствовать у Хезер – почему так, но вдруг мойвопрос окажется некорректным?

      Хезер встала из-за стола и сказала:

      – Вот и все! Теперь он твой.

      Я поблагодарил ее и занял освободившееся место. Зашел на почтовый ящик. Страница грузилась мучительно долго. Я вставил в компьютер диск и надел наушники. Дисковод зашумел, заиграла музыка – сюита Баха, сольное исполнение на виолончели. Сперва она звучала где-то далеко, отстраненно, неназойливо, не на что не претендуя. Но постепенно звуки оживали, угадывая себе дорогу, становились все напористей и верней. В этой музыке не было слов, но ей были подвластны все языки. Скоро, я и сам не заметил как, невиданной силы поток захватил меня и поднял ввысь. Я почувствовал себя совсем невесомым. Внизу, подо мной, проплывали просторы знакомых полей, между старых плечистых елей вилась тоненькой змейкой река, полоской шиферных крыш белела маленькая деревушка неподалеку, а за ней, на другой стороне, раскинулся молодой сосняк, – все как на ладони, линии моей жизни…