Звуки переливались, перемешивались и расходились то в одну линию, то в несколько. Яня потянулась за бумагой и провела по ней красной краской из ягод зверобоя. Благодаря тому, что отвар отстоялся, цвет выдался насыщенным. Обрадованная сочностью цвета, она начала накладывать на бумагу уверенные мазки: от светло-красного до бардового. Контраст создавал напряжение. Яня старалась не замечать, что сегодня ключица болела сильнее обычного. Но не вытерпела, побежала к домашней аптечке за таблетками. Нашёлся только «Промедол», набрала шприц и вколола его в правую ягодицу. Успокоилась.

      Примчалась к рабочему столу. Схватила кисть и погрузилась в августовский закат. Мало-помалу рисунок оживал, словно через открытое окно, в квартиру проникало тепло, запах опилок и жужжание комаров.

      – Мне кажется, или у тебя всё время играет одна и та же композиция? – с порога крикнул пьяный Белов. Яня вздрогнула, затем вскочила со стула и кинулась в объятия к отцу.

      – Нет, треки всё время разные. Такая музыка помогает мне рисовать. С моих глаз, словно снята завеса. Вижу всю красоту в первозданном виде, как будто выпила белизну и очистилась.

      – Покажешь, что нарисовала? – полюбопытствовал он.

      – Ещё нечего показывать.

      – Ну тогда поехали, шпану погоняем.

      Яня нехотя кивнула, с трудом представляя, как она оставит недоделанный рисунок. Однако она слишком боялась оставлять отца без присмотра, уверенная, что без неё Василий в очередной раз попадёт в аварию. Что ни говори, но как бы Белов не был пьян, благополучие дочери его беспокоило, но, к сожалению, не настолько, чтобы не садиться пьяным за руль.

      После влажного подъезда тяжёлый воздух улицы придавливал к земле. Отец уже сидел в машине, врубив на полную громкость шансон. Девушка до сих пор не могла понять, как бывший музыкант, мог слушать такую музыку теперь.

      Яня села в машину и выключила магнитофон.

      – А мама где?

      – Как всегда, нигде, – заржал.

      Белов решил угодить дочери и поставил диск с электронной музыкой, в которой каждый следующий звук угадывался из-за примитивности мелодии. Тривиальные звуки сейчас раздражали Яню, как никогда сказывалось нетерпимость к диким развлечениям отца и, конечно же, ей было неуютно от того, что оставила дома не до конца раскрывшийся закат.

      – Хочу вот так и умереть: на скорости вылететь из этой поганой жизни, – гоготал он, давя на газ.

      – А мне нравится жить, – тихо произнесла Яня.

      – Ты ещё молодая.

      Василий скалился и стучал по рулю, предвкушая увлекательный вечер. Яня же расширялась, впуская себя мелькающие за окном дома,