Счастливые камни моего деда. Литературное наследие П. И. Ратушного. Алексей Ратушный
Читать онлайн книгу.
камень имеет свои свойства, свой каприз. Торцевая [74] сторона не дается огранке ни на сухом ни на мокрой. Надо впросух. То есть надобно, чтобы на трепловом кругу, на котором происходит огранка, было ни сухо ни мокро, а когда просыхает. Здесь надо большое умение и знание дела.
Одним словом, Яковлев был, если говорить по-теперешнему, – мастер большой квалификации, и камней он передержал в своих руках, на своем веку, многое множество. А счастье-то он имел, я вас спрошу? Принес ли ему счастье, удачу камень какой-нибудь? Скажу прямо, – нет. При всем своем умении, Яковлев жил плохо, бедно. Прямо говорить, – хуже нищего. И в пьянстве.
Редко он был в трезвом виде и состоянии.
– Я, – говорил он, – когда трезвый, – злой очень на хозяев, совершенно что. А для моего организма это вредно… совершенно что…
Ну, и пил. И утром, и в полдень, и в полночь. И жена его тоже пила. Бывало, даст ей тридцать копеек и говорит:
– Иди, Наташа, совершенно что, принеси сороковку.
Это, значит, – полбутылки.
А она обижается:
– Сороковку? Мне не надо! Чего же это я буду по грязи два раза бегать… На бутылку давай!
А он вздохнет и даст. А как напьются, сейчас у них драка. Не из-за чего, прямо по пьяному делу. [75]
А то, бывало, зайдет к Яковлеву кто-нибудь из гранильщиков. То ли камень показать, который достал но шмуку… Шмук – это так называлось воровство от хозяина… То ли просто так. Посидит гость, о делах поговорят. Конечно, водка, на столе. Сначала пьют за деньги, а потом одежонку в кабак понесут и до тех пор пьют, пока голыми не предстанут. И гость, и хозяин – в чем мать родила.
В общем, Яковлев одевался плохо. Хуже нищего – в отрепьях да в заплатах. И очень страдал через это, потому что в бога верил и в церковь хотел ходить. А только не мог: стыдно было в нищенской одежде к Богу дойти. Людей совестился. И через это пил еще больше.
В остатнее время жил, прямо удивляться можно, – сверх всякой возможности. Утром возьмет у хозяина два дешевеньких аметиста для огранки. Посидит за ними до обеда, огранит, отшлифует. Получит но четвертаку за камень – полтинник. И сейчас своей старухе:
– Наташа, ступай за водкой, совершенно что.
Выпьют! И обратно идет за двумя камушками. А к вечеру их огранит, отшлифует и снова:
– Ступай, совершенно что, за водкой.
И это каждый божий день, хоть в будни, хоть в праздник, хоть в пост, хоть на Пасху. Одну бутылку кончил, за другой тянется.
Надо прямо сказать: при всем своем пьянстве, при всей своей бедности – честный и гордый был [76] человек. Чужой даже искорки не возьмет… Искорка – это, по-нашему, камень, такой мелкий, а по-вашему, осыпь. И шмука не делал.
Тяжелая, в общем, была жизнь его. Детей он имел четверых. Но дома они не жили. Порастыканы они были по чужим людям, в прислугах жили.
Один из сыновей его – ну, прямо идиот был. Зачатый от пьяного отца и пьяной матери, – что толку. Сын-то этот был такой. Ходит по улицам