На рассвете загремели ключи, и сменившийся караульный рявкнул:

      – Гротов! С барахлом!

      Гротов заснул только под утро, а потому отозвался не сразу. Но Ватагин не спал. Он чувствовал себя смутно виноватым за то, что не он вчера положил конец мерзостям Изотова, хотя и был крупнее и сильнее всех в камере.

      – Отвечать будут все! – заорал он. – Никто тебе не выдаст Гротова, хамская твоя рожа…

      – Оставьте, говорю вам, – с раздражением бросил Гротов. – Мне неважно, куда выходить отсюда, лишь бы вон… Ничего они мне не сделают, живехонек их Коленька…

      Гротов шел по коридору, подталкиваемый сзади незнакомым матросом, и ловил себя на странном, радостном чувстве: впереди была какая-никакая, но перемена. Со вчерашнего вечера он чувствовал себя свободным, и чувство это до сих пор не прошло, а только окрепло с рассветом.

      29

      Новый стиль съел тринадцать дней. Ять лег спать тридцать первого января, а проснулся тринадцатого февраля – и, узнав о переходе на европейский счет времени, поймал себя на тайной радости. Если бы от каждого зимнего месяца отнимать половину, жизнь стала бы куда переносимее.

      В первый день нового стиля – день неуютный и ветреный, когда особенно не хочется покидать захламленную нору, – в дверь неожиданно позвонили. На пороге стоял Льговский – вот уж кого Ять не ждал.

      – Я на минуту, – сказал он. – Зайдете завтра?

      – На Елагин?

      – Нет, мы уж теперь не на Елагином. Всякие события.

      – Да зайдите, расскажите!

      – Не могу, бегу. Адрес ваш дал мне Фельдман, он тоже просит быть. Открываем свою коммуну, хватит за старье цепляться. Те, на Елагином, совсем с ума сошли от страху. Им угодно на политике спекулировать, а нам угодно новую культуру строить. Думаем, что вам небезынтересно.