Томас Грин – высокий и тощий шатен среднего возраста, приветственно помахав рукой, завопил на всю округу на английском языке:

      – Брут, бродяга! Сколько лет, сколько зим! Давай, я тебя по плечам похлопаю.

      – Хлопай, не вопрос, – разрешил Тим. – Сколько лет, спрашиваешь? Да, почитай, уже года три с половиной, как не виделись. Помнишь, как славно мы тогда, в Амстердаме, покуролесили?

      – Помню, конечно, – тревожно оглядываясь по сторонам, засмущался Томас. – Разве такое позабудешь? Кошмар развратный и бескрайний. Как вспомню, так вздрогну…

      – Да, ладно тебе. Давай краба, пожму.

      – О-у-у!

      – Что такое?

      – То же, что и всегда. У тебя – по-прежнему – не ладошка, а самые натуральные клещи кузнечные.

      – Извини, приятель, – повинился Тим. – В следующий раз постараюсь быть поаккуратней… Ну, что, пошли в здание?

      – Зачем?

      – Багаж хочу получить. И клетку с псом.

      – Ты и Клыка приволок с собой? – обрадовался Томас. – Просто замечательно и очень кстати. Его чуткий собачий нос может нам здорово пригодиться… А идти никуда и не надо. Багаж сюда вывезут, вон из тех зелёненьких ворот.

      – Прямо на улицу? Здесь даже навеса нет. А если, не дай Бог, дождик закапает?

      – Данный нюанс никого не волнует. Никого из местного начальства, я имею в виду. По крайней мере, весной, летом и осенью. И вообще, местный аэропорт, чтобы ты знал, является самым бестолковым аэропортом в Мире… Давай-ка, отойдём в сторонку и перекурим.

      – А как же багаж?

      – Повторяю ещё раз – самый бестолковый и бардачный аэропорт в Мире. Поэтому в ближайшие сорок-пятьдесят минут багажа не будет. Даже и не надейся. Бесполезно…

      Они отошли от толпы пассажиров рейса «Москва – Петропавловск-Камчатский» метров на сто пятьдесят, к неуклюжему забору, смонтированному из длинных алюминиевых профилей, и закурили.

      Рядом располагалась высокая горка, сложенная из пустых деревянных ящиков, беспорядочно набросанных друг на друга. Впрочем, шесть ящиков были аккуратно составлены – боковыми плоскостями – друг к другу, и на этом подобии «диванчика» обнаружился неизвестный оборванец. Он возлежал на спине и, задрав жиденькую пегую бородёнку вверх, заливисто и беззаботно посапывал.

      – Никак, бомж? – мимолётно улыбнулся Тим. – А я уже и подзабыл – как они, родимые, выглядят.

      – Бич, – поправил дотошный Томас. – Это, извини, две большие разницы. Для тех, кто понимает, конечно. Как любит (обожает, так-таки!), выражаться в своих бессмертных «нетленках» великий и ужасный Александр Бушков.

      – Александр Бушков? А кто это такой?

      – Ну, ты, Брут, и даёшь. Темнота не культурная. Сразу видно, что уже лет десять не был на Родине.

      – Почти пятнадцать.

      – Это, конечно, многое объясняет… Так вот, Бушков – отличный русский писатель. Практически культовый.