Из потемок вышло помятое и заспанное лицо любимца Петра.

      Кто таков? Куда тебя принесло? – сыпал вопросами Меншиков.

      Аль не помните, Александр Данилович? Это ж я, Арсений Парфенов…

      Какой Парфенов?

      Из Архангельского города.

      С мороза в тепло всегда плохо переходить. Пьяному с трезвым общий язык найти трудно. Алексашка в похмелье и духоте пребывал, а Арсений с холодцу, свежая голова. Потоптались оба немного, посмотрели друг на друга да и обнялись, словно старые друзья. Но вначале Алексашке пришлось огуречного рассолу выпить, а Арсению штоф водки с дороги принять: иначе понимание затруднительно выходило. Поговорили накоротке, да более откладывать Меншиков не стал и пошел доложил самодержцу о прибытии гостя долгопутного.

      Открылась дверь скрипучая, и пахнуло табаком: царь в глубине светлицы на табуретке примостился, в бумагах весь утоп и зрение потерял. Арсений ближе подходит мелкими шажками, а в ногах робость проклятая. Вдруг самодержец повернулся, встал резво, оглядел пришельца.

      А проходи. Долго же ждать тебя пришлось. В чем заминка? Смотри, не юли, ответ наперед знаю.

      Как бумагу получил с повелением, не откладывая отъехал, – отвечал Арсений.

      Я Головина с оказией еще во прошлом году посылал, а ты вот только здесь объявился, шельма. Почему?

      Послание ваше получил в октябре, как из рейса вернулся, государь.

      Из рейса. Что учеба не пошла? Ответ держи, чему в заграницах научен? Даром деньги государевы потрачены или нет?

      Арсений бумагу–свидетельство протянул и добавил:

      Кораблевождению обучен, парусами управлять в разных ветрах, заморскими языками разговариваю.