Есть погода и есть климат.

      Если за окном идет дождь или вы раз за разом тыкаете одноклассника в плечо иголкой от циркуля, пока его белая форменная рубашка не превратится в марлю, это погода.

      Если там, где вы живете, часто идет дождь или действительность в вашем восприятии искажается так сильно, что вы начинаете бояться и подозревать самых близких вам людей, – это климат.

      Так учат в школе.

      Я болен, и мой недуг похож на длинную, шипящую змею. Когда я узнаю что-то новое, он тоже это узнает.

      Если у вас ВИЧ, или рак, или микоз стопы, вы ничему их не можете научить. Когда Эшли Стоун умирал от менингита, он, возможно, знал, что умирает, но его менингит – нет. Менингит ничего не знает. Но моя болезнь знает все, что знаю я. Это было трудно осмыслить, но в ту же секунду, как я это понял, моя болезнь тоже это поняла.

      Это то, о чем мы узнали.

      Мы узнали про атомы.

      Моя болезнь и я.

      Мне было тринадцать.

      – ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО!

      Его лицо покраснело и на шее вздулись вены. Мистер Филипс старался сделать уроки интересными. Его нелегко было вывести из себя.

      Но Джейкобу Гринингу это удалось. Я не помню, что именно он сделал. Это случилось на уроке естественных наук, поэтому, вероятнее всего, было как-то связано с газовыми кранами. В кабинете естественных наук на столах установлены краны, к которым подключают бунзеновские горелки. Может, Джейкоб засунул кран в рот и всасывал газ, чтобы посмотреть, что будет. Наверное, это его лицо покраснело, а на шее вздулись вены. Скорее всего, он собирался дунуть на огонек зажигалки, чтобы выдохнуть пламя.

      Джейкоб тоже хотел сделать уроки интересными.

      Мы познакомились в первый же день.

      Вот как это случилось.

      Папа научил меня завязывать галстук, как и обещал. Джейкоб пришел в школу без галстука. На перекличке он стал что-то шептать мне в ухо, как давнему знакомому. Он говорил, что ему надо зайти к директору по очень важному и секретному делу. Я не особо вслушивался. Мои мысли были заняты ночным разговором с мамой, когда я сказал, что ненавижу ее. В школу мы ехали в полном молчании. Я прижался лицом к холодному стеклу, а она переключала радиостанции. Я ее обидел и теперь пытался разобраться, насколько для меня это важно. Джейкоб все еще говорил, и только теперь я осознал, что он встревожен. Он захлебывался словами. Ему надо было идти к директору, но у него не было галстука. Из-за этого он так разволновался.

      – Если хочешь, возьми