Огнем и мечом. Генрик Сенкевич
Читать онлайн книгу.
Испытав все прелести турецких пыток, я совсем не имею охоты испытывать то же от казаков… Два таких гриба любой борщ испортят. А что до моего стыда, то я уж лучше буду молчать. Пусть другие говорят, что угодно. Истина всегда всплывает наверх, как масло всплывает поверх воды.
В комнату вошел пан Скшетуский.
– Солдаты готовы, – сказал он.
Зацвилиховский налил чару.
– За счастливый путь!
– И благополучное возвращение! – прибавил пан Заглоба.
– Любопытную страну вы увидите, – продолжал пан Зацвилиховский. – Пану Гродзицкому в Кудаке передайте мой привет. Вот это солдат! Живет на краю света, далеко от гетманских глаз, а порядок у него такой, что дай бог такого всей Речи Посполитой. Я прекрасно знаю Кудак и пороги. В прежнее время мне часто приходилось ездить туда… а теперь сердце щемит, когда подумаешь, что все это прошло, миновало.
Он опустил свою седую голову и задумался. Воцарилось глубокое молчание. Слышался топот конских копыт: это отряд пана Скшетуского съезжал к берегу.
– Господи боже мой! – снова очнулся Зацвилиховский. – И тогда жилось тревожно, но не так, как теперь. Вот хоть бы под Хотином двадцать семь лет тому назад! Когда гусары под командой Любомирского атаковали янычар, казаки рвались из своего окопа, бросали шапки кверху и кричали Сагайдачному так, что земля дрожала: «Пусти нас, батько, умирать с ляхами!» А теперь? Теперь Низ, оплот христианства, пускает татар в границы Речи Посполитой, чтобы броситься на них, когда они будут возвращаться с добычей. Да что я говорю! Теперь Хмельницкий открыто вступает в союз с татарами, чтобы вместе резать христиан…
– Выпьем же с горя! – перебил Заглоба. – Вот так мед!
– Лучше умереть, чем быть свидетелем междоусобной войны, – продолжал старый хорунжий. – Кровью хотят смыть свою обиду, но братская кровь – не кровь искупления. Кто на Низу? Русины. А в войске князя Еремии, в полках панов кто? Тоже русины. А мало их в обозе коронном? А я сам кто таков? Эх, несчастная Украина! Нехристи-крымцы наденут тебе веревку на шею, и будешь ты грести на турецких галерах!
– Не горюйте, пане хорунжий, – воскликнул Скшетуский, – и так уж плакать хочется. Может быть, нам вновь засветит ясное солнышко.
Но солнце как раз заходило и в эту минуту красноватыми лучами освещало седую голову Зацвилиховского.
В городе звонили к вечерне.
Наши друзья вышли из комнаты. Пан Скшетуский отправился в костел, пан Зацвилиховский в церковь, а пан Заглоба к Допулу на Дзвонецкий угол.
Было уже темно, когда они сошлись снова у Тасминской пристани. Люди пана Скшетуского были уже в байдаках; гребцы еще вносили в лодки разные пожитки. С реки дул холодный ветер, и ночь не обещала быть погожей. Около костра, разведенного на берегу, река отсвечивала кровавым отблеском и, казалось, со страшной скоростью стремилась куда-то в неведомую темную даль.
– Ну, счастливый путь! – сказал хорунжий, дружески пожимая руку Скшетуского. – Смотрите, держите ухо востро!
– Я буду осторожен. Даст бог, скоро увидимся.
– Увидимся, да только разве в Лубнах или