Уильям Шекспир

      Перевод Самуила Маршака

      – Ай! – Бэбилон невольно вскрикнул – от раскаленной сковородки отлетела капля масла и больно обожгла руку, в которой он все еще держал скорлупу.

      – Бэйби, тебе уже за третий десяток перевалило, а ты все никак не научишься нормально жарить яичницу, – усмехнулся только вышедший из ванной Мэтью. – Тебе не приходило в голову, что за двадцать с лишним веков своего существования человечество придумало немало способов не обжигаться в процессе приготовления этого деликатеса?

      Вместо ответа Бэбилон одарил его тяжелым взглядом.

      Они были друзьями столько, сколько себя помнили – еще до детского сада, наверное. Мальчишками они жили в соседних домах, и даже когда семья Мэта решила перебраться в пригород, дружба не распалась, но иногда язвительность друга просто бесила Бэбилона.

      Они не были бойфрендами, как это могло показаться со стороны тем, кто плохо их знал. Во-первых, потому, что испытывали друг к другу лишь братские чувства, и мысль о любовной связи вызывала у обоих брезгливую ассоциацию с инцестом. Во-вторых, потому, что у Бэбилона с понятием «бойфренд» вообще было плохо – дальше поцелуев в средней школе дело так и не зашло. Мэт признавал, что удовольствие от секса – вещь крайне редкая, но все же считал своего ближайшего друга полным придурком. Ради отношений, ради того, чтобы было с кем делить постель, пить кофе по утрам, да и просто переносить ежедневную рутину, можно стерпеть и такую неприятную штуку, как секс – Мэт не уставал напоминать об этом Бэбилону.

      Правда, со вчерашнего вечера вера Мэта в прочность любовных уз, в нерушимость душевного союза и прочие, как называл их Бэбилон, «романтические бредни» сильно пошатнулась – Мэта бросил очередной любовник. Через полчаса после бурного выяснения отношений с уже бывшим бой-френдом, он обнаружил себя в компании лучшего друга и бутылки диетического виски со вкусом малины. К счастью, в доме Бэбилона имелся некоторый запас антипохмельных капсул, поэтому головная боль у обоих друзей длилась не долее тех трех минут, которые им потребовались, чтобы дотянуться до подкатившего к кровати столика с упаковкой лекарства и стаканами воды.

      – Будь благословен создатель «умного бара»! – были первые слова Мэтью поутру. – Да прославится его имя в веках за программу подачи антипохмелина утром, если виски было вынуто вечером! Что это, кстати, за имя, ты в курсе?

      Бэбилон в тот момент был не в состоянии связывать слова в предложения, и лишь промычал что-то невразумительное, отрицательно качая головой.

      Сейчас Мэт уже умылся, и, раздумчиво ероша рыжие волосы с дурацким (по мнению Бэбилона) мелированием, подошел к другу, втягивая носом запах жарящейся яичницы.

      – Сто раз тебя просил, – недовольно проворчал Бэбилон, не оборачиваясь, – не называй меня «Бэйби».

      – О, да, Бэйби! Ой, прости, опять! – притворно-извиняющимся голосом запричитал Мэт. – Как, скажи на милость, тебя еще называть?

      – Неплохо было бы начать выговаривать мое полное имя. Мог бы, знаешь ли, и научиться за три десятка лет, – деланно спокойно заметил Бэбилон, посыпая яичницу солью.

      – Извини, – тяжело вздохнув, Мэт плюхнулся на стул, поставил локти на стол и уронил голову на ладони, – не вышло. У меня было занятие посложнее – выносить твой кошмарный характер.

      Бэбилон попытался, было, скорчить недовольную мину, но не выдержал и, фыркнув, рассмеялся:

      – Да уж, настолько невыносимый, что ты терпишь его уже почти треть века.

      – Вот именно! – Мэт со значением поднял вверх указательный палец. – Мне, между прочим, за это медаль положена, или, по меньшей мере, Знак Отличия Мирового Союза. Я даже не могу получить толком поджаренную яичницу, – Мэт откинулся на спинку стула и картинно заломил руки. – О, жестокая судьба! С кем свела меня ты?! – трагически возопил он, напоминая Бэбилону героев произведений Еврипида.

      – Какой же ты придурок, – ласково усмехнулся Бэбилон и наставительно добавил: – С тем, кто готов весь вечер утирать тебе сопли, а наутро накормить приличным завтраком!

      Он поставил перед Мэтом тарелку с яичницей из четырех яиц, листком красного салата и горкой перечной фасоли.

      – Хватит изображать Федру, ешь давай.

      – Изображать кого? – скривился Мэт. – Если это очередной заскок из твоей этой протухшей литературы, уволь меня от новых жутких подробностей, и, если ты не хочешь, чтобы я превратился в одного